— Господин майор, хватит!.. Это невыносимо!.. Это…
Майор вскинулся, словно его ударили:
— Что вы сказали?.. Кто вы такой?.. Что вам здесь надо?.. Как вы смеете вмешиваться…
— Мое имя Титу Херделя, я…
— Ничего не хочу знать! — продолжал Тэнэсеску, сжимая кулаки. — Убирайтесь немедленно вон из примэрии, не то я вас арестую и отправлю под конвоем!.. Немедленно уходите!.. Сейчас же!..
Префект Балоляну окаменел. Энергичная расправа майора с крестьянами вполне его устраивала, так как давала возможность не принимать самому никаких мер и, следовательно, не брать на себя ответственность. Что бы там ни произошло впоследствии, он всегда сможет умыть руки. Но вот столкновение с бухарестским журналистом, да еще другом Григоре Юги, может вызвать более чем неприятные последствия. Немного собравшись с мыслями, он по-дружески вмешался, пытаясь по-французски вразумить Тэнэсеску, который, напротив, распалялся все больше:
— Я никому не позволю!.. Кем бы он ни был!.. Даже самому господу богу не позволю!..
Титу Херделя побелел как мел от негодования и волнения. Он сразу же понял, что его вмешательство, в сущности вполне гуманное, оказалось совершенно неуместным. И все-таки он не жалел, что вмешался. Не желая раздувать скандал и опасаясь, как бы его действительно не арестовали, он тут же повернулся к Тэнэсеску спиной. Префект, стремясь задобрить его, взял Титу под руку и удержал:
— Господин Херделя, прошу вас… Ради меня!.. Господин майор постарается…
— Я не хочу присутствовать при подобном варварстве, господин префект, и предпочитаю уйти! — заявил Титу, стараясь сохранить достойный вид.
— Весьма сожалею!.. — пробормотал Балоляну, пожимая ему руку, но больше не задерживая.
Тэнэсеску тоже утихомирился, увидев, что Титу уходит. Как только он узнал от префекта, что тот журналист, его гнев сразу остыл, хотя он постарался этого не показать. Несколько лет назад, еще в гарнизоне города Турну-Северин, он на пирушке влепил пощечину какому-то местному писаке-журналисту. Разразился грандиозный скандал. Его имя принялись трепать все бухарестские газеты. Чуть было не пришлось уйти из армии. Если бы не та история, попавшая в его личное дело, Тэнэсеску уже давно был бы подполковником.
Л. Ребряну
«Восстание
— Я никому не могу позволить мешать мне выполнять мой служебный долг! — заявил он, повышая голос, чтобы сохранить видимость гнева. — Здесь за все отвечаю я!.. Мы ведь не в бирюльки играем, не так ли, господин префект?.. Из Бухареста легко командовать и заниматься писаниной, но поглядите только на этих извергов, которые все здесь разорили, разграбили, уничтожили, которые убивали!
Заговорив о крестьянах, майор снова разгорячился, повысил голос, словно разорили и ограбили его самого, хотя он не владел никаким недвижимым имуществом.
— Эти деревни следовало бы стереть пушками с лица земли!.. Даже их поп и тот был бандитом!.. Подумать только, какие страшные преступления и злодеяния они совершили, такого еще нигде не бывало!.. В других краях хоть чуточку сдерживались, а здесь не постыдились женщин и стариков убивать…
Майор Тэнэсеску еще разглагольствовал, как вдруг в толпе поднялся какой-то крестьянин с всклокоченными волосами и возбужденным лицом. Устремясь к офицеру, он страстно закричал:
— Барин, а барин, вижу я, что взялся ты убивать всех божьих христиан и не хочешь слушать заповедей, что в небесах звенят трубным гласом!..
— На колени! Не подниматься!.. — заорал кто-то из усердных солдат.
— Какие заповеди?.. Что он там городит? — переспросил майор, изумленный неуемной дерзостью мужиков, которых он усмирял с самого утра.
— Да он сумасшедший, господин майор! — пояснил унтер Боянджиу.
— Сумасшедший?.. Ну, я таких сумасшедших хорошо знаю! — воскликнул Тэнэсеску. — Кстати, этот бандит шел вчера во главе восставших, призывая солдат к бунту!.. Я это сам слышал!.. Капрал, а ну-ка всыпь ему, как положено!
Солдаты тут же приступили к порке, но Антон лишь радостно кричал, словно не ощущая ударов:
— Бейте, бейте, братцы!.. Страшный суд все одно настанет, загремит глас божий… Бейте, бейте!.. Потому-то я и поднялся, потому-то…
Раздосадованный тем, что порка не оказывает нужного действия, майор приказал капралу:
— Отпусти сумасшедшего, пусть убирается к черту! — Повернувшись к главному прокурору, он добавил: — Продолжим!.. Прошу!..
Григоре Югу мучили угрызения совести, не давала покоя неотвязная мысль: «Останься я здесь, возможно, все было бы по-другому…»