Вокруг трибуны, образуя живую цепочку, стояли антифашисты, записавшиеся в новую демократическую полицию. Они охраняли бывшего гауляйтера, чтобы разгневанная толпа не растерзала его.
Люди о чем-то перешептывались, отчего над толпой стоял многоголосый гул.
Стоявшие в задних рядах теснили впереди стоявших, чтобы получше рассмотреть матерого фашиста. Раздавались отдельные выкрики. Сначала их трудно было разобрать, но когда выкрики зазвучали громче, стало понятно, чего требовали люди.
— Повесить эту сволочь! На сук его! — ревела толпа.
— Если их не сдерживать, они разорвут его на куски, — заметил Ентц. — Надо что-то предпринять!
В этот момент в сторону помоста пролетел кем-то брошенный камень. Толпа рвалась все ближе к помосту. Сдерживать ее становилось все труднее. Еще один камень угодил в нациста и, упав с помоста вниз, ударил кого-то в толпе. Ушибленный закричал. Толпа пришла в движение.
— Его арестовали антифашисты, — объяснил Ентцу старик, который снова оказался возле него.
— Где?
— Где-то в горах, в стоге сена скрывался. Говорят, он шел в Вальденберг. Может, это и правда, а может, и нет, кто его знает. Наверное, он намеревался перебежать к американцам. Но я думаю, и они его не погладили бы по головке. Ну а как только его поймали, он превратился в трусливого ягненка. Умолял не убивать его, так как он якобы ничего плохого никому не сделал. Как был трусом, так и остался!
— Он был трусом? — спросил Ентц разговорчивого старика.
— А разве это не трусость — самому ничего не делать, а других заставлять измываться над людьми?
— Пожалуй, ты прав, старик, — согласился с ним Ентц.
Ентц с трудом протиснулся к цепочке антифашистов, стоявших вокруг помоста.
Каких только ругательств не выкрикивали из толпы по адресу гауляйтера! Постояв тут несколько минут, можно было живо представить себе, в каких жестокостях он участвовал. О кровожадности этого нациста рассказывали такие истории, что волосы дыбом вставали.
Обычно спокойный и выдержанный, Ентц тут потерял всякую выдержку. Его охватил приступ злости. И, как назло, сейчас при нем в первый раз не оказалось пистолета.
— Проклятие! — выругался он и ринулся по направлению к цепочке охраны, пытаясь прорваться к помосту. Ему это почти удалось, но охрана вытащила его обратно. Его так крепко схватили, что он даже почувствовал боль и невольно вскрикнул, но не столько от боли, сколько от охватившей его злости.
И этот его крик словно послужил сигналом для толпы, которая уже не могла сдерживать себя.
Люди бросились к трибуне, полезли на помост. Они оказались рядом с нацистом, начали сдирать с него пиджак. Чей-то кулак угодил ему прямо в лицо.
В этот момент раздалась длинная автоматная очередь, пули пролетели поверх голов. На миг толпа притихла.
— Соотечественники! Я ничего плохого не сделал, соотечественники! — испуганно завизжал гауляйтер.
На миг толпа притихла. Казалось, толпящиеся на площади люди поняли, что этот человек, хоть он и пойман ими, не принадлежит им, так как он должен предстать перед судом, который и вынесет суровый приговор за все совершенные им злодеяния.
Ентц повернулся кругом и, не оглядываясь, зашагал к машине.
Патер Зигфрид Пляйш положил на стол красиво написанную им петицию, которую он ранее намеревался передать американцам через ландрата доктора Каддига. Но доктор, однако, оказался большим трусом. Теперь патер подумал о том, что те лица, которые назначили Каддига ландратом, допустили явную ошибку. Война кончилась отнюдь не случайно. Ее конец можно было предвидеть. Вот тогда-то и нужно было подумать о послевоенном периоде. К этому времени необходимо было назначить нужных людей на соответствующие места, чтобы они помогли спасти то, что еще можно было спасти: веру людей в будущее.
«Никто об этом не думал. Каддиг, этот трусливый Каддиг стал ландратом, но все равно ничего толкового он в историю не впишет. Пройдет несколько недель, и о нем никто не вспомнит. А я, Пляйш, услышав имя Каддига, буду трясти головой. Тьфу! Какой же он трус!» — Патер чуть пошевелился, подумав, не настал ли подходящий момент для того, чтобы придать разговору с американцем нужное направление.
— Граждане Вальденберга… — начал он торжественно и сделал широкий жест рукой.
Капитан, даже не взглянув на петицию, которую ему передал патер, перебил его:
— Я догадываюсь, о чем вы тут написали. О спасении мира во имя всевышнего и тому подобное…