Обе машины тронулись в путь, а вслед за ними потянулась и пешая колонна.
Раубольд смотрел им вслед, пока они не исчезли.
Колокольный звон плыл над городом: отчетливо слышались удары большого колокола, ему вторили два малых.
Священник вышел из дому и, подняв голову к небу, подумал, что этот день он представлял себе не таким. Пляйш не чувствовал усталости. Он степенно прошел по улице. Навстречу ему попадались прихожане, которые по зову колокола спешили в церковь, удивляясь тому, что священник почему-то идет в противоположном направлении. Однако ни один из них не сомневался в том, что священник вернется в церковь, чтобы прочитать им проповедь.
Но он не вернулся. Чем дальше он удалялся от церкви, тем меньше прихожан попадалось ему на глаза. Зато многие жители, заслышав трезвон, открывали окна, и, высовываясь, смотрели почему-то в небо, словно искали там причину, вызвавшую трезвон.
«В соборе звонят, а священник как ни в чем не бывало прогуливается по улице! Что бы это могло значить?!» — недоумевали многие.
Вскоре священник подошел к дому Хайнике. Вошел в коридор, поднялся наверх. От ходьбы он вспотел, сердце бешено колотилось в груди.
Георг Хайнике сидел в своей коляске у окна. За столом пристроились часовые, видимо, рассказывали Георгу что-то смешное, так как все улыбались. Увидев на пороге священника, они замолчали.
Священник поздоровался со всеми кивком головы.
Увидев Пляйша, Георг на секунду растерялся, потом, взяв себя в руки, пригласил его:
— Садитесь, пожалуйста.
Часовые встали, один из них подал священнику стул.
— Я позову вас, если понадобитесь, — кивнул Георг рабочим.
Когда рабочие вышли, Георг первым нарушил молчание:
— Хорошо, что вы пришли ко мне. Очень хорошо! Нам дорог каждый человек, и вы в том числе! Спасибо вам за благовест нашей победы.
— Я пришел к вам не по этому поводу.
Георг повернул свою коляску спинкой к окну.
— Прежде чем прийти сюда, — продолжал священник, — я заходил к доктору Каддигу…
— Это мне известно. Я принял его отставку.
— А знаете, зачем я к нему приходил?
— Нет, пока не знаю.
Священник громко вздохнул и сказал:
— Этим звоном я восхваляю не вашу победу, а зову граждан к борьбе! — И он воздел руки к небу.
Георг до боли сжал подлокотники коляски. Ему хотелось вскочить на ноги, подбежать к священнику и, схватив его за плечи, затрясти, выкрикнув прямо в лицо, что они уже не нуждаются в колокольном звоне, который призывал бы жителей к борьбе. Не нуждаются, потому что, хотя их и причислили к мертвым, они одержали победу. И уже никакой трезвон не поможет черным силам реакции.
— Вы действительно победили, — тихо сказал Пляйш.
Георг встал.
Глядя на него, священник подумал, что жить этому человеку осталось немного, дня два или три, но и их достаточно для того, чтобы у него появился преемник. Если они хорошо и правильно начнут, то с этого дня начнется новое летосчисление, новая жизнь, которой ему, священнику, не суждено понять.
Георг закатил коляску в угол комнаты, и сделал он это с таким видом, будто она ему больше никогда не понадобится. Стоял он неустойчиво, чуть-чуть пошатываясь, и на всякий случай искал глазами опору. Не найдя ее, он сделал несколько шагов и не упал. Напротив, теперь он выглядел намного лучше, чем тогда, когда сидел в коляске.
— Чего вы хотите?
— Я был у американцев. Я надеялся, что они займут наш город. Но мой вояж закончился ничем. Идти с нацистами я не мог, а вместе с вами — не хочу. Поймите меня правильно, я вас уважаю… Для своих людей вы выглядите как святой…
— Ерунда, какая ерунда! — запротестовал Георг.
Пляйш поднял руку, давая этим понять, что он не закончил свою мысль.
— Да, как святой. Но ваше дело не для меня…
Георг подошел к священнику поближе, ему достаточно было протянуть руку, чтобы схватить его, но он чувствовал себя слишком слабым для этого. Руки Георга дрожали, а перед глазами снова поплыли разноцветные круги.
Голос священника доносился до него откуда-то издалека.
— Через несколько минут я покину этот город. Покину навсегда, а если и вернусь когда, так только при определенных условиях, спустя несколько месяцев, а может, даже лет. Теперь для меня в этом городе нет места. Вашего порядка я не признаю, вы не признаете моего. Я буду молиться, чтобы вашим страданиям поскорее пришел конец. Правда, не знаю, нужны ли вам мои молитвы.
Повернувшись кругом, священник вышел. У входной двери стояли часовые, он поклонился им и, не глядя по сторонам, быстро пошел по улице.