Одиночество сводило его с ума. Иногда ему казалось, что он уже давно потерял голос. Он не решался, конечно, попробовать, сможет ли он закричать сейчас так же, как кричал в свое время на плацу в Орденсбурге. Зато на свои уши он мог положиться: они улавливали даже самый отдаленный собачий лай. В те минуты, когда силы совсем оставляли его, он уже был близок к тому, чтобы пойти в ближайшую деревню и заявить о себе американскому коменданту.
Такую встречу он основательно обдумал. Он заявил бы тогда: «Я Готфрид Готенбодт — руководитель одной из национал-социалистских организаций в Орденсбурге. Но я был всего лишь управляющим. Я ни в чем не повинен. Я только вел дело. Я очень хочу есть. Я сделаю для вас все, что потребуете, но только дайте, ради бога, что-нибудь поесть и отпустите меня к моей жене Лиссе».
Это был третий населенный пункт, который лежал на его пути за пятнадцатый день побега, но и здесь он не обнаруживал присутствия солдат. С ужасом он отметил, что стал очень неосторожен: подходил совсем близко к домам. Он был похож на загнанного зверя, который предчувствовал, что далеко ему уже не уйти.
Сейчас он лежал на опушке леса, что возвышался над городом, и смотрел на освещенные солнцем крыши домов. Внизу на своем клочке земли трудились крестьянин и его жена. Готенбодт снял пиджак и расстегнул ворот грязной рубахи. Мимо кто-то прошел, но Готенбодт настолько ослаб, что даже не прореагировал ка это. Им владело сейчас такое равнодушие, которое отличает обычно смертельно больных, в полном сознании ждущих своего конца.
Наконец Готфрид Готенбодт заметил лейтенанта, который шагал во главе колонны солдат. Готенбодт протер глаза. Действительно, это был лейтенант в немецкой военной форме. Солдаты тоже были в немецкой форме и с оружием.
Готфрид Готенбодт медленно поднял руку, чтобы обратить на себя внимание. И вот лейтенант стоял уже перед ним. Немного привстав, Готенбодт заморгал глазами, но так и не произнес ни слова: язык его настолько распух, что едва умещался во рту.
— Парень, да ты как призрак! — брезгливо произнес лейтенант.
— Воды, — простонал Готенбодт, — хотя бы глоток.
Лейтенант открыл фляжку и подал ему. В ней была крепкая сивуха. Она сильно обожгла больной язык, потекла в желудок. Готенбодт закрыл глаза. Ему показалось, будто его опустили в кипяток.
— Откуда это ты? — спросил лейтенант.
Готфрид Готенбодт неуверенно сделал неопределенное движение рукой, показывая направление от леса к долине.
— Солдат?
Готенбодт покачал головой и сразу же почувствовал, что этого недостаточно для убедительного ответа. Молниеносно в его голове созрела легенда, которую он и рассказал лейтенанту. Он выдал себя за военнообязанного, работавшего на военном заводе.
— Завод поставлял техническое оборудование для самолетов. Незадолго до прихода американцев завод остановился, и я отправился к своей жене Лиссе, которая жила в Вальденберге. — Готенбодт показал на залитые солнцем крыши домов. — Но вот совсем рядом с домом у меня иссякли силы. Какое счастье, — пролепетал он, и на его губах появилась едва заметная улыбка, — что по дороге шли вы, камрад лейтенант, со своими солдатами. Если б не эта случайность, я, возможно, умер бы с голоду, глядя на город.
— Вы военнослужащий? — переспросил лейтенант.
Один из солдат выкрикнул из-за плеча лейтенанта:
— Это же жирная свинья! Сразу видно. Я уверен, что это дивизионный казначей!
Лейтенант отрицательно покачал головой:
— Казначеи уже давно все дома. Это обыкновенный подлец и трусливая собака!
Готфрид Готенбодт слабым движением руки пытался отвести упреки в свой адрес.
— Мы из Вальденберга, — сказал лейтенант, — русские позабыли про этот город, американцы — тоже. Он никем не занят. В нем достаточно места для трусов. Я позволю вам войти в город, если мои люди такого же мнения. — При этом он повернулся к солдатам и предложил: — Если кто желает, может рассчитаться с предателем.
Готенбодт захныкал. На глазах у него появились слезы. Как в тумане, он видел, что солдаты пошли дальше. Впереди них шагал лейтенант, который даже не обернулся.
— Не убивайте меня, только не убивайте, — умолял Готенбодт. — Война ведь кончилась. Вы понимаете, что делаете?
В десяти шагах от него остановился солдат, который принял его за дивизионного казначея. У него было краснощекое, молодое лицо. Во рту не хватало двух верхних зубов. Это страшно искажало лицо солдата, особенно когда он смеялся, а смеялся он беззвучно, широко открытым ртом. Солдат вытащил пистолет. Готенбодт закрыл глаза. Он считал последние секунды своей жизни и с ужасом ждал выстрела.