Когда я впервые услышал слово ’’палабра”, я не понял его. Когда я выяснил, что по-испански это означает ’’слово”, я снова не понял. Друзья объяснили мне, что оно значит также ’’болтовня”, и что так назвал наше заявление печатник. Этот человек, сефардский еврей, в течение нескольких лет печатал нашу подпольную литературу. На этом начальном этапе он, естественно, немного нервничал и спешил поскорее сбыть материал. Он жаловался на излишнюю многословность заявления: короче говоря — палабра.
У печатника были личные причины для такого презрительного названия, которые можно было понять. Но, к сожалению, с ним соглашались многие: и друзья, и враги. Никто из них не относился серьезно к нашему заявлению. Никто из них не верил, что за ним последует действие. Мне передавали характерные замечания: ’’Бегин — это оратор. Теперь, когда он ушел в подполье и не может произносить речей, он стал писать их на стенах. ’’Палабра”.”
Так же, по-видимому, относились к нашему заявлению и англичане. В числе скептиков был Уилкин, способный офицер английской разведки. Он был хитер, как лиса. Он вышел из рядовых, хорошо владел ивритом и был тонким психологом. Когда ему удавалось поймать предполагаемого подпольщика, он всегда задавал вопрос: ”К какой организации ты принадлежишь — к Иргуну или к группе Штерна?”
Когда следовал ответ: ”Ни к какой”; — Уилкин возмущался: ’’Что? Предатель?! Гитлер убивает евреев в Европе, белая Книга в действии, а ты не принадлежишь к подполью?”
Правда, успеха он добивался редко, но некоторые из задержанных им, попадались на удочку.
С ростом подпольного сопротивления Уилкин получил повышение и его перевели в главный штаб контрразведки в Иерусалиме, где он и погиб позже.
Когда после выхода в свет нашего длинного заявления, Уилкину сказали, что предстоят большие неприятности, что Иргун Цваи Леуми объявил войну британскому режиму и призывает к всеобщему восстанию, он сохранил хладнокровие.
Такой была общая реакция и евреев, и англичан. Много насмешек, мало веры — палабра! Но мы, ушедшие в подполье, чтобы начать борьбу за освобождение, понимали, что все это всерьез.
Децимация* нашего народа оставляла нам только один путь: путь революционного восстания.
* Здесь следует заметить, что слово ’’децимация” первоначально обозначавшее убийство каждого десятого, является в данном случае значительным преуменьшением. Еврейский народ насчитывал, примерно, 16,5 млн. во всем мире к 1939 г. В 1945 г. это число уменьшилось на 6 млн. Меньше чем за 6 лет более трети всех евреев было истреблено. Для жителей Великобритании та же пропорция была бы примерно в 16 млн. убитых. Эти факты принимаются сейчас многими, как избитые истины.
Отступление было невозможно. С наших душ свалилось тяжелое бремя. Хватало и беспокойства. Сколько будет продолжаться борьба? Какие жертвы нам придется принести?
Но в наших мыслях было постоянное сознание того, что готовила нам британская политика; в наших ушах стоял грохот машин смерти в Европе. И мы закаляли сердца против сомнений, против возможных иных ’’решений”.
Какой смысл было писать меморандумы? К чему произносить речи? Если в лесу на вас нападает волк — станете ли вы убеждать его, что разорвать вас на части несправедливо или, что он вовсе не волк, а невинный ягненок? Вы пошлете ему меморандум? Нет, иного пути не было. Если мы не будем сражаться — нас уничтожат. Борьба была единственным путем к спасению.
Когда Декарт сказал: ”Я мыслю, следовательно, я существую”, — он выразил очень глубокую мысль. Но в истории народов бывают времена, когда одна мысль не еще не определяет существования. Народ может ’’мыслить”, и все же его сыны, со своими мыслями и невзирая на них, могут быть обращены в стадо рабов — или в мыло. Бывает время, когда все наше существо взывает: ваше человеческое достоинство заключается в сопротивлении злу.
Мы боремся, следовательно, мы существуем!
Глава V. ЛОГИКА ВОССТАНИЯ
Было бы ошибкой считать, что главным источником сил восставших были их эмоции. Полагать, что восстание было всего лишь ’’героическим приключением отчаявшихся людей”, которое только по чистой случайности не завершилось неудачей или катастрофой, было бы глупо. Тем не менее, так полагал лорд Самюэл, бывший Верховный комиссар Палестины. В ходе дебатов в Британской Палате лордов летом 1946 г. он сравнил происходящее в Эрец Исраэль под британским правлением в XX в. с тем, что происходило там в I в. при господстве римлян. Теперь, сказал он, существует Иргун Цваи Леуми. Много веков назад была группа зелотов фанатиков. Они проявили огромный героизм и самопожертвование в борьбе против римлян. И к чему это все привело? — спрашивал Самюэл. Они все до одного погибли. Во время исторической осады Массады, последние, оставшиеся в живых, убили своих жен и детей, а затем друг друга, чтобы никто не попал живым в руки римлян. Это был смертельный удар по еврейскому народу, изгнанному из своей страны и рассеянному по всему миру. Этот великий акт героизма не привел ни к чему.
Всем известно, что последующие события не подтвердили правоты лорда Самюэля. Героизм дал результаты. Восстание против англичан закончилось иначе, чем восстание против римлян. Не Массада, а Модиин стал символом борьбы евреев в наше время. Причина проста. Недавнее восстание было вызвано не только естественными чувствами; оно руководствовалось разумом и политической логикой. Чувства породили героизм; логика создала стратегию; стратегия обеспечила победу.« Еще в начальной стадии восстания нам удалось достигнуть важной стратегической цели: свести к нулю местный арабский фактор. В течение двадцати лет в руках арабов была военная и политическая инициатива. Точнее, британская администрация все время своего правления навязывала арабам инициативу. Это, с одной стороны, создавало предлог для того, чтобы не впускать слишком много евреев в страну, а с другой — служило предпосылкой для присутствия английских войск — будто бы в целях защиты евреев. Факты нападений арабов хорошо известны: погром в Старом городе Иерусалима в 1920 г., нападение в Яффо в 1921 г., кровавая бойня в 1929 г., кампания непрерывного насилия с 1936 по 1939 гг. Психологические последствия этих страшных погромов были так же существенны, как и их политические результаты. Арабов нельзя обвинить в чрезмерной трусости, но нет оснований считать их героями. Они видели в евреях ”валад-ал-мавт” — детей смерти — и ждали великого праздника ”тбах эл-яхуд” — поголовного еврейского истребления. Повсюду в мире утвердилось мнение, что евреи в Эрец Исраэль, как и везде, являются всего лишь обузой. Они несчастны? Конечно. Они правы? Возможно. Но горе той справедливости, которую может убить нож сына пустыни.
Еврейское восстание положило конец этому. Англичане, на которых нападали восставшие евреи, вряд ли могли утверждать, что они находятся в Палестине для защиты евреев. Арабы вскоре забыли о ’’детях смерти” и стали уважать мужество евреев. Это был косвенный результат, но он имел большое практическое значение. Арабы потеряли военную инициативу. Мандатным властям уже не удавалось навязать им ее. Не то чтобы они не старались. Наоборот, на протяжении всего восстания правительство не жалело усилий, чтобы изменить ход событий, чтобы превратить борьбу евреев против англичан в конфликт между евреями и арабами. Арабские связные Хаганы и Иргун Цваи Леуми часто сообщали об агентах правительства, посещавших арабские селения и произносивших подстрекательские речи. Но подстрекательство не приносило плодов. Арабы слушали и оставались пассивными. Наконец, английский генерал Дарси, создал новую теорию относительно миссии англичан в Эрец Исраэль. Он заявил в англо-американском Комитете расследования, что если англичане уйдут, евреи захватят всю страну. Другими словами, теперь англичане должны защищать арабов от евреев...
На начальном этапе восстания мне представился случай лично убедиться в психологическом воздействии, которое оказывали на арабов наши неожиданные атаки. На следующий день после наших нападений на штабы полиции в Иерусалиме, Хайфе и Яффо, я поехал из Тель-Авива в Иерусалим. Из соображений безопасности, я и мой товарищ сефард ехали в арабском автобусе. В пути нас несколько раз задерживали британские патрули. Еврейские машины проверяли очень тщательно, машины ’’лояльных” арабов подвергались самому поверхностному контролю. Наши документы были ”в порядке” и нас пропустили. Мой спутник Шимшон, который хорошо знал арабский, прислушивался к разговорам наших спутников. Единственным предметом разговора было нападение на штабы. Они были полны удивления. ’’Полиции больше нет”, — твердили они.