Доктор Ху сказал нам на прощание: ’’Оревуар, в независимой Палестине”.
Теплее и сердечнее всех был доктор Банч. Пожимая мне руку, он сочувственно воскликнул: ”Я понимаю вас. Я также представитель преследуемого меньшинства”.
Картер Давидсон, корреспондент информационного агентства Ассошиэйтед Пресс, был счастлив. В этот вечер он опередил всех своих соперников в жестоком соревновании в погоне за новостями. Состоялась секретная встреча между официальными представителями Организации Объединенных Наций и представителями борющегося еврейского подполья, и он, Картер Давидсон, был единственным журналистом, который не только знал об этой встрече, но который присутствовал на ней!
Но кто-то нарушил все его планы. Картер Давидсон добросовестно соблюдал все условия сделки и не протелеграфировал своему агентству ни слова. Мы со своей стороны обещали ничего не публиковать до тех пор, пока члены комиссии не прибудут в Женеву. Мы, естественно, сдержали наше слово. Подполье умело хранить секреты, однако наша конспирация оказывалась бессильной, когда приходилось иметь дело с другими людьми. В ту же ночь эта секретная встреча стала достоянием публики. Один из представителей ООН, я не знаю до сих пор кто, рассказал о встрече с представителями Иргун Цваи Леуми другому члену комиссии или одному из секретарей за рюмкой спиртного в кафе ’’Пильц”. Вездесущие журналисты тотчас же дознались об этом и отправили в свои газеты и информационные агентства десятки сенсационных телеграмм. Корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс получил, вместо похвалы, нагоняй от своего начальника за ’’ротозейство и неоперативность”.
Картер Давидсон ринулся к судье Сандстрому и решительно потребовал, чтобы ему разрешили хотя бы сейчас отправить своему начальству полный отчет о встрече. Однако судья Сандстром решил опубликовать опровержение всех сенсационных репортажей о тайной встрече между представителями комиссии ООН и представителями командования Иргун Цваи Леуми. Приняв решение об этом, он руководствовался рядом причин. Я уверен, что причины были достаточно вескими. Во время своего пребывания в Палестине судья Сандстром должен был поддерживать контакты с многими британскими официальными лицами. Он обещал нам, что не скажет ни единой душе о том, как выглядим я и мои товарищи. Он знал, что мы полностью доверились ему. Я даже не скрыл от него своего настоящего имени. Соответственно, судья Сандстром не хотел очутиться в неловком положении, молчаливо подтверждая факт нашей встречи. Англичане несомненно расспрашивали бы его обо мне. Как он выглядит? Видны ли на его лице какие-либо следы пластической операции? Какого цвета у него волосы? Какой галстук он носит? Я был уверен, что судья Сандстром никогда не бы не ответил ни на один из этих вопросов, но он предпочитал, чтобы их ему вообще не задавали. На следующий день пресс-секретарь комиссии ООН опубликовал решительное опровержение многочисленных сообщений о нашей встрече.
Несколькими днями позже руководство Иргуна уведомило своих членов в циркуляре с грифом ’’совершенно секретно”, что эта встреча имела место. Мы очень редко отмечали наши документы грифом ’’секретно”, ибо они все были секретны. Частое использование правительственными учреждениями грифов ’’совершенно секретно”, ’’секретно” и ’’строго секретно”, по-моему, снижает действительную ценность государственных бумаг.
Мы писали:
’’Встреча, состоявшаяся по просьбе членов комитета, продолжалась три с половиной часа. Мы, естественно, ожидаем, что члены комитета согласятся с нашими политическими требованиями. Сердечная атмосфера, царившая на всем протяжении нашей беседы, и то впечатление, которое могли произвести наши слова, не ослепляют нас. Хотя атмосфера беседы была достаточно благоприятной, и члены комитета выразили сожаление по поводу того, что мы не могли обратиться ко всему комитету ООН и объяснить сущность убеждений Иргун Цваи Леуми, все же существует большая разница между хорошим впечатлением и реальным взглядом на вещи.
По просьбе членов комитета представители Иргуна обязались не опубликовывать какого-либо официального коммюнике прежде, чем комитет не опубликует заявления в Женеве. Таким образом эта информация предназначается только лишь для членов Иргуна”.
Не считая этого краткого заявления, предназначенного лишь для внутренней сети Иргуна, мы хранили полное молчание. Мы были связаны словом чести не говорить до поры до времени всей правды о нашей встрече с представителями комитета ООН.
Мы почерпнули урок из этого инцидента: не следует доверять особо усиленным опровержениям. Очень часто они подтверждают именно то, что им положено опровергать.
Однако, Картер Давидсон мог найти некоторое утешение не только в опровержении судьи Сандстрома, но и в гневе британских властей. Англичане были вне себя от гнева, прослышав о встрече. В британском парламенте поднялась буря.
”Мы гоняемся за ним на протяжении последних пяти лет, — говорили в кулуарах мандатного правительства, — и так и не смогли обнаружить его. Председатель же комитета ООН нашел его с легкостью”.
Читая об этом, я испытывал почти жалость к британской разведке. Как мог я осмелиться принять судью Сандстрома, Ху и Банча в подполье и отказаться принять Баркера, Гарни и Джильса?
2
Мы вызвали второй международный скандал, когда встретились с латиноамериканскими членами комитета ООН, доктором Гранадосом из Гватемалы и профессором Фабрегатом из Уругвая. Эта встреча была в самом деле очень сердечной. Фабрегат и Гранадос были в некотором отношении нашими товарищами по оружию. В самом начале встречи они рассказали нам о своих мытарствах в изгнании и подполье в годы борьбы против тирании в их странах. Гранадос был сыном одного из национальных героев Гватемалы, у памятника которому ежегодно проводятся парады и демонстрации. И все же в свое время сын национального героя Гватемалы был приговорен к смертной казни правителями народа, который помогал освобождать Гранадос-старший. Он вынужден был скрываться то в одном, то в другом месте, чтобы не попасться врагам. После многолетних страданий и тягот изгнания доктору Гранадосу довелось увидеть освобождение своей страны. Он стал послом Гватемалы в Соединенных Штатах Америки и представителем этой страны в Организации Объединенных Наций. Гранадос находился под несомненным влиянием борьбы евреев за национальное освобождение, потому что это была народно-освободительная борьба и потому, что это была борьба против англичан. Великобритания не пользуется особой популярностью в Южной Америке. Целые поколения латиноамериканцев нещадно эксплуатировались британскими монополиями. Маленькая Гватемала имеет особые причины для неприязни к Великобритании: британская колония, существующая и по сей день в Западном полушарии, располагается на оккупированной территории Гватемалы.
Фабрегат также был нашим другом. На протяжении многих лет он жил в изгнании в Бразилии, прежде чем увидел плоды своих трудов и страданий. Уругвай, как я позднее воочию убедился, является одной из самых свободных стран на земном шаре. Уругвайская система социального страхования, введенная великим государственным деятелем, президентом Ваго, является одной из самых прогрессивных в мире. Великим державам следует поучиться у небольшого уругвайского народа, расселившегося по обоим берегам ’’Серебряной реки” и обладающего золотым сердцем. Освободитель Уругвая Артигас является членом великой когорты латиноамериканских освободителей: Сан Мартин, Боливар, Террадентас и О’Хиггинс. Характерно, что в английских учебниках истории Артигас называется ’’вождем разбойников”. Впрочем, от Монтевидео до Тель-Авива макмилланы пользуются одним и тем же словарем.
Народы Южной Америки взирали издали на нашу борьбу с нескрываемой симпатией. Я не раз слышал об этом от Гранадоса и Фабрегата, когда они рассказывали о всех перипетиях борьбы народов их стран за национальное освобождение.
Гранадос произвел на нас впечатление прекрасного политического борца. Фабрегат же был гуманистом в самом благородном смысле этого слова. Он глубоко тронул меня, когда вдруг спросил об условиях, в которых содержатся дети в Натании, где было введено военное положение.