Люди начали погрузку боеприпасов на машины, вызванные к сорок первому километру. Работа требовала много времени; начинало темнеть.
Наши бойцы, как и обычно в таких обстоятельствах, работали со сверхчеловеческой энергией, но все же не могли за короткий срок погрузить многие тонны ценных боеприпасов. Гидди решил призвать на помощь английский пленных. Он обратился к сержанту с приказом собрать всех солдат. Английский майор, командовавший поездом, заподозрил Гидди в недобрых намерениях.
— Вы собираетесь их уничтожить? — спросил он его.
— Не будьте идиотом, — вскипел Гидди. — Мы еврейские солдаты, а не варвары. Мы не убиваем пленных. Мы дали вам обещание не причинить вреда, а люди Иргуна всегда остаются верными своему слову. Ваши люди останутся невредимыми, они нужны нам только для работы.
Офицер успокоился. Он видел, что люди из медицинской службы ’’террористов” перевязали его раненых, и даже отправили в госпиталь одного из них, чье состояние внушало серьезные опасения.
В течение четырех часов английские солдаты помогали грузить оружие на наши грузовики. Они работали бок о бок с солдатами Иргуна. Работа была тяжелая. Нужно было управиться с более чем 20 тоннами различного оружия. Каждый ч с Гидди устраивал пятиминутный перерыв, во время которого англичанам раздавали апельсины. Они работали добросовестно. Наконец, работа была закончена.
Нагруженные грузовики тронулись в путь. Снаряды нашли временное убежище в винных погребах Зихрон Яакова и в доме семьи Аронсон*. Мог ли себе представить добрый и благородный барон Ротшильд, что еврейские солдаты наполнят его излюбленные погреба снарядами вместо вин?
*Арон и Сарра Аронсон основали НИЛИ — еврейскую разведывательную организацию, действовавшую в дни Первой мировой войны. Эта группа поставляла бесценные сведения британским вооруженным силам в их планировании кампании против турок. Сарра Аронсон была схвачена турками и, находясь под пытками, покончила жизнь самоубийством.
Британских пленников отпустили на свободу. Вскоре вся округа была заполнена подразделениями британских бронетанковых частей, энергично прочесывавших окрестности. Поиски оказались безрезультатными. Жители Биньямины, Зихрон Яакова и Пардес Ханны немного волновались. Будет ли введен комендантский час? Применят ли коллективное наказание?
С этими вопросами обратились к офицеру, командовавшему соединениями преследователей. Ответ его был выдержан в лучших традициях британского духа: ’’Наказания не будет. Это был честный поединок”.
Лагерь № 80, товарный состав с боеприпасами и оружие нашего собственного производства позволили нам начать наступление на Яффо. План был окончательно разработан в апреле, были отобраны нужные подразделения и на Пасху, за три недели до образования государства Израиль, мы начали операцию по спасению Тель-Авива и не только его от угрозы разрушения.
По плану, мы должны были атаковать Яффо в том узком, похожем на бутылочное горлышко месте, где Яффо соединяется с кварталом Маншие, который на севере полуостровом вдается в еврейский Тель-Авив. Тактической целью наступления было — сломать это ’’бутылочное горлышко” и достичь моря, чтобы отрезать Маншие от Яффо. Стратегической целью было — покорить Яффо и, раз и навсегда, избавить Тель-Авив от наведенного на его сердце заряженного пистолета.
До того, как началось наше наступление, Тель-Авив тяжело страдал от нападений Яффо и, особенно, Маншие. В течение первых месяцев арабских беспорядков около тысячи еврейских мужчин, женщин и детей были убиты или ранены во время нападений, ведшихся из мечети Хассан Бек и Маншие. Арабские снайперы всегда имели возможность находить себе жертвы в самых людных районах Тель-Авива, и никакие заградительные посты и смелые вылазки не могли предотвратить ежедневные добавления к списку людей, убитых на центральных улицах города. Зарубежная пресса писала о боях на бульваре Ротшильда. Яффо бросил вызов Тель-Авиву. Тель-Авив же находился в обороне. Тысячи его сыновей были скованы неподвижным фронтом, защищая город.
В ночь на 25 апреля мы выступили, решив положить конец этому постыдному и опасному положению. В Рамат-Гане, в ’’Лагере Дова”, названном так в честь Дова Грюнера, были собраны все боевые отряды и вспомогательные службы. В течение дня было мобилизовано единственным доступным с начала восстания подполью путем — временной конфискацией — около сотни автомобилей. Этот путь не был особенно приятным. Однако владельцы машин по опыту знали, что мы всегда делали все, что в наших силах, дабы вернуть автомобили после окончания операции или, в случае повреждения, возместить убытки. Кроме того, они знали, что транспорт этот был необходим для ведения войны за существование, и многие из них с готовностью отдавали свои машины. У нас не было другого выхода. Подполье не может использовать каждый раз те же машины. Колеса оставляют следы. А где было взять деньги для покупки нужного нам транспорта?
В ночь на 25 апреля 1948 года на дороге Тель-Авив — Рамат-Ган стояла длинная вереница грузовиков, часть из которых была конфискована у британских властей, часть конфискована временно у их еврейских владельцев, часть одолжена у друзей. Рядом с этой дорогой, в ’’Лагере Дова”, сотни бойцов Иргуна ожидали сигнала.
Однако сигнал все не поступал.
На крыше небольшого домика, в котором был расположен генеральный штаб, шло совещание. Гонцы принесли из города недобрые вести. Хагана, сообщали они, находится в состоянии готовности и объявила, что помешает нам. Кое-кто предложил отложить наступление на один-два дня. Обсуждение было очень серьезным и продолжительным. Наконец решение было принято — начать наступление этой ночью.
Во дворе нас ожидал парад — первый открытый парад, в котором принимали участие шестьсот бойцов и офицеров Иргуна. Время партизанских атак миновало; наступило время открытых боев. Подполья больше не существовало.
Так и стояли, построившись рядами, готовые к бою мятежники. Они шли в бой со своим транспортом, своей медицинской службой, полевой связью, службой снабжения и, что превыше всего, с абсолютной верой. Настал великий час.
Длинная колонна грузовиков двинулась по направлению к Тель-Авиву и стала пробираться к Яффо. Мы въехали в Тель-Авив во время третьей смены ночного караула. Узкие улочки, ведущие к Яффо, были пустынны. Мы разместили наш штаб в разрушенных помещениях школы ’’Альянс”. Пустующую больницу Фройда мы превратили в полевой госпиталь. Бойцы расположились в ближайших домах.
Согласно первоначальному плану, мы должны были начать наступление ночью. Но неотложное совещание в ’’Лагере Дова” заняло много времени. К одной задержке прибавилась другая. Не было никакой возможности атаковать сразу по прибытии. Многого не было сделано. Надо было проверить все подразделения. Необходимо было отдать последние приказы их командирам. Полевая связь все еще не была налажена. И самое важное — надо было развернуть нашу артиллерию.
У нас были две трехдюймовые мортиры, всего две. Обе были британского производства. Мы одолжили их в одной из операций ”по конфискации” более двух лет тому назад. Мы никогда не употребляли их, потому что у нас не было боеприпасов к ним.
В течение двух лет стояли у нас на складах эти ’’белые вороны”. Но сегодня было 25 апреля. Неделей раньше мы задержали военный состав и были ’’разочарованы”: снаряды, снаряды и еще раз снаряды. Однако снаряды подходили к пушкам. Правда, только две пушки, но снарядов — тысячи.
На Яффском фронте у нас было три артиллериста. Час за часом, день за днем стреляли они, и их руки не знали усталости. Неудивительно поэтому, что Хагане тоже понадобилась их помощь.
На третий день битвы командование Хаганы просило нас перевести наши пушки в район Тель-Ариша, чтобы дать возможность отойти сильно поврежденной батарее Хаганы. После битвы за Яффо мы передали пушки и артиллеристов Хагане для очистки пресловутой деревни Саламе: последняя сдалась Хагане сразу же после артобстрела.
Из окна штабного дома я наблюдал за тем, как наши люди шли в бой. Первой колонной командовал Иегошуа, вторую колонну вел Эли, опытный руководитель и офицер, за ним маршировал взвод ’’Кабцана” ’’нищий”, чье прозвище очень подходило ему, когда дело касалось финансов, но который обладал непревзойденным мужеством и которого боготворили его солдаты. Бессонная ночь не оставила никаких следов.