Мы перечли заявление Хаганы и обнаружили в самом конце его угрозу: ’’Хагана не потерпит...” и так далее. Мы внимательно прочли еще раз все передовицы газет, вышедших в тот день и использовавших те же выражения, то и дело встречавшиеся в коммюнике командования Хаганы. Командование Хаганы желало нашего поражения. Там, далеко в тылу, нашлись еврейские ’’командиры” и еврейские журналисты, с надеждой ожидавшие поражения своих же братьев-евреев, которые, решив спасти этот древний еврейский город от шестимесячной осады противника, убийств из-за угла и преследований, вышли на борьбу с врагом! Здесь, на передовой, наши ребята проливали кровь за наш же народ, за его спасение и его будущее. Здесь, на фронте, мы боролись за то, чтобы наши братья, в том числе и наши клеветники, обрели, наконец, возможность мирно жить, работать и спокойно спать ночью.
И все же там, далеко в тылу, нашлись люди, которые после первого же дня нашего наступления ликовали при известии, что ’’Иргун потерпел поражение”. Не было ли такое отношение еще одним образчиком пресловутого еврейского мазохизма, столь широко распространенного у нас еще со времени двухтысячелетнего изгнания?
Быть может, нам надо было уже привыкнуть к этим двойным атакам: к пулям врага с одной стороны и к надругательствам — с другой. На протяжении всех лет восстания мы подвергались бесчисленным оскорблениям и чувствовали глухую оппозицию со стороны ’’официального” руководства ишува. Несмотря на это, мы продолжали борьбу. Было бы только естественно, если бы бойцы Иргуна задавали своим командирам горькие вопросы: ’’Почему вы повели нас на эту борьбу? Для чего мы это делаем? За кого отдаем жизнь?” Не было бы правильнее сказать просто: ’’Этот народ не стоит наших жертв. Пусть эти герои, сидящие в тылу, выйдут на передовую под пули. Разве для того, чтобы слышать проклятия евреев, мы должны без страха встречать арабские пули и британские снаряды?”
И все же ни один боец Иргуна не задал таких вопросов. Улыбаясь или стиснув зубы, читали они передовицы тель-авивских газет.
4
Пока разворачивались вышеупомянутые события в Тель-Авиве, Гидди начал новое наступление на Яффо. Наша артиллерия получила строжайшее указание избегать обстрела госпиталей, молитвенных домов и зданий под флагами иностранных государств. Накануне французский консул посетил наш штаб и обратился к командованию Иргуна с просьбой воздержаться от обстрела различных благотворительных учреждений в Яффо, принадлежащих французскому правительству. Мы, естественно, согласились, настаивая только на том, чтобы над этими зданиями развевался французский государственный флаг. Другие иностранные учреждения в Яффо последовали примеру Франции.
Обстрел становился все более эффективным и интенсивным. Соединения Иргуна пошли на штурм и взяли ’’бутылочное горлышко”. Битва продолжалась в течение многих бесконечных, знойных часов почти до самых сумерек. Сражение было еще более ожесточенным, чем в первый день. Не выдержав нашего натиска, вражеские войска вынуждены были оставить ряд позиций. И вот, наконец, настал момент, когда противник отступил в полном беспорядке.
И опять на помощь ему пришла британская армия. В первый день сражения видный британский военный чиновник в Яффо обратился к определенным еврейским кругам в Тель-Авиве с настоятельной просьбой ’’оказать должное влияние” на нас с целью прекращения обстрела расположений британских вооруженных сил в районе железнодорожного вокзала и зоны безопасности. Чиновник обещал, что если Иргун воздержится от нападения на британские войска, то англичане ’’останутся нейтральными”. Но это обещание было самым предательским образом нарушено в тот же день. Так называемый британский ’’нейтралитет” оказался очень странного свойства: британские танки и пулеметы сеяли ’’нейтральную” смерть среди еврейских соединений. На второй день битвы британский ’’нейтралитет” стал еще более странным. Британский командующий Лодским округом в этот округ входил и Яффо информировал мэра Тель-Авива, что британские вооруженные силы полны решимости предотвратить завоевание Яффо силой, если это понадобится. Если, говорилось в заявлении, официальное руководство Ишува не задержит продвижение сил Иргуна, то британские войска выступят против них.
На деле, конечно, британские вооруженные силы никогда и не прекращали воевать против нас. Единственным изменением было то, что на второй день битвы британские войска ввели в действие еще больше орудий с очевидной целью предотвратить прорыв арабского фронта и удержать Яффо до 15 мая.
Наша борьба, соответственно, была чрезвычайно затруднена. И все же под натиском наших бойцов, твердо решивших победить, враг вынужден был отступить. Но прежде чем наши ребята сумели окопаться на только что занятых позициях, совместные англо-арабские силы предприняли мощное контрнаступление под прикрытием тяжелой артиллерии, вынудившее нас отойти. Таким образом позиции несколько раз переходили из рук в руки. Накал битвы нарастал.
И снова мы понесли тяжелые потери. Однако каждого павшего бойца тотчас же заменял другой. То и дело становилось известно об еще одном героическом поступке, вдохновлявшем бойцов. Санитарка Ница, увидев, что один из наших лучших пулеметчиков убит, заняла его место и стреляла до тех пор, пока ее не заменил другой боец. И снова мы продвинулись вперед. Но до победы было еще далеко.
Позже мы стали свидетелями странного явления: массового бегства арабов из Яффо. Арабы в гражданском платье и разновидность арабских ’’бойцов” начали вдруг в панике покидать город.
Очевидно, были две причины этому бегству. Одна из них была заключена в названии армии атакующих и репутации, которой они пользовались, благодаря пропаганде. Бейрутский корреспондент информационного агентства Юнайтед Пресс Интернешнл передал, что прибывшие в ливанскую столицу первым морским транспортом арабские беженцы из Яффо рассказали, что известие о том, что наступление ведется бойцами Иргуна, повергло население Яффо в состояние панического страха. Второй причиной была эффективность нашего артобстрела. Мне и до сих пор неизвестно, сколько снарядов мы выпустили по Яффо. Начальник оперативного отдела Хаганы Игал Ядин* сказал мне позднее, что мы недостаточно экономно расходовали драгоценные снаряды. Но перед нами стоял выбор: либо завоевать Яффо, либо позволить врагу разрушить Тель-Авив.
* Затем начальник Генерального штаба израильской армии.
Наш обстрел сделал невозможным свободное передвижение войск и заставил их лихорадочно искать ненадежного укрытия в готовых рухнуть каждую минуту зданиях. В результате обстрела была нарушена телефонная связь, прекращена подача электроэнергии, разрушен водопровод. В городе царила паника. Дух врага был сломлен, и бегство началось. Люди бежали морем и сушей, ехали и шли пешком. Сперва тысячи, но очень скоро десятки тысяч жителей Яффо обратились в паническое бегство. Англичане сообщили о многочисленных арабских потерях во всех частях города. Особенно тяжелые потери понесло соединение иракских ’’добровольцев”, более сотни которых были убиты и
ранены прямым попаданием одного из наших снарядов. Мы не давали врагу передышки.
Британское военное командование пыталось успокоить охваченных смертельным страхом арабов. В городе царил беспорядок. Улицы были затоплены, дома разрушены; повсюду шел грабеж, и совершались убийства. Властей, которые могли бы предотвратить полную эвакуацию города, не было.
Массовое бегство из Яффо унесло в своем потоке не только гражданских лиц, но и военных. Началось бегство из мест, расположенных неподалеку от Яффо. Район Абу-Кабира сдался бойцам Иргуна без единого выстрела. Позднее мне сообщили офицеры из Хаганы, что Абу-Кабир был так укреплен, что смог бы выдержать осаду неопределенный период времени.
5
В разгар второго дня битвы за Яффо, по приглашению Еврейского агентства и Хаганы, я и Авраам направились на встречу с Галили и Игалом Ядиным для выяснения ’’некоторых деталей”, от которых зависело выполнение нашего соглашения с Хаганой. Так как эта встреча откладывалась много раз, а конец британского правления в Палестине быстро приближался, то у нас, собственно, почти не оставалось вопросов, требующих выяснения. Мы обсудили планы боевых операций против арабов. Это было моей первой встречей с Игалом Ядиным. Несколькими днями позже, после падения Яффо, я организовал встречу между ним и Гидди. Оба молодых офицера понравились друг другу. Гидди высоко отозвался о Ядине. Ядин, в свою очередь, был самого лучшего мнения о Гидди.