Я проглотил полный рот бурбона и почувствовал себя далеко не сытым. Несмотря на то, что я только что кончил в горло Милы, мой член все еще пульсировал от желания почувствовать, как ее стены смыкаются вокруг меня. А осознание того, что она находится в моей спальне, связанная и жаждущая меня, сводило меня с ума. Даже укус алкоголя не мог успокоить бурлящую кровь в моих венах.
Она пыталась вести себя невинно и ванильно, но я видел тьму в ее глазах. Я видел, что ей нужно отпустить себя и поддаться порочности наших самых первобытных инстинктов. Мы все были животными, рожденными и выведенными для того, чтобы трахаться. Стремление к удовольствию было самым мощным биологическим стимулом в мире. Оно манипулировало нами, контролировало нас, диктовало каждое наше решение. Но как только вы вкусили плотские удовольствия, освободившись от ограничений, наложенных обществом на такое естественное занятие, как трах, пути назад уже не было. Мила боролась с этим, но ее тело приняло это, именно поэтому я подтолкнул ее к краю и удержал на карнизе. Теперь от нее зависело, сделает ли она этот последний рывок.
— Как прошла встреча с Марио?
Я повернулся к Елене, которая устроилась на одном из вращающихся стульев у бара.
— Хорошо.
— У него достаточно времени, чтобы все подготовить?
Я пожал плечами.
— Да. — Я отвечал просто, надеясь, что Елена не станет продолжать разговор.
— Ты сказал Миле?
Черт побери.
— О чем?
— О том, что будет дальше.
Я проглотил последний глоток своего напитка и поставил пустой стакан на стойку.
— Пока нет.
— Марчелло, ты должен ей сказать.
— Обязательно.
— Когда?
— Скоро.
Елена поднялась со своего места, когда я попытался уйти, и двинулась, чтобы встать на моем пути.
— Ей нужно время, чтобы подготовиться к тому, что произойдет.
Я сжал челюсть.
— Я знаю это.
— Тогда тебе лучше сказать ей об этом как можно раньше, чем позже. Она и так уже достаточно натерпелась. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это избавить ее от элемента неожиданности.
Я сузил глаза и наклонил голову, с удивлением изучая Елену.
— Ты полюбила ее, не так ли?
— У нее доброе сердце. И тот факт, что она до сих пор не развалилась на части после всего, через что ты ее протащил, говорит о ней многое.
— Ты ведешь себя так, будто я протащил ее через ад.
— А разве нет?
— Думаю, в сложившихся обстоятельствах я был более чем снисходителен к ней. Эта женщина только и делает, что не уважает меня, бросая мне вызов при каждом удобном случае.
Елена скрестила руки и нахмурила брови.
— Так вот почему я слышала ее крики из твоей спальни? Потому что ты был снисходителен?
— Полегче, Елена, — прорычал я. — У меня есть сторона, которую ты еще не видела, и я бы хотел, чтобы так оно и оставалось. — Мои слова отозвались огненными кинжалами предупреждения, и напряжение сжало мои лопатки.
Елена пристально смотрела на меня с жеманным выражением лица. Как далеко я позволю Елене зайти? Как далеко я позволю ей зайти, чтобы бросить мне вызов, прежде чем я наконец поставлю ее на место? Я любил и уважал ее. Большую часть своей жизни она была мне ближе всего к матери. Но в наших отношениях существовала определенная грань: я был первенцем Руссо, а она — женщиной, не носящей ту же фамилию. Эту черту я не позволял ей переступать. Никогда.
Она снова села за барную стойку.
— Думаю, ты должен ей сказать.
Разочарованный, я потер затылок.
— Что именно?
— Настоящую причину, по которой тебе нужны ее акции.
— Зачем мне это делать? — Насмехался я.
— Может, если бы она знала правду, то не разрывалась бы между борьбой с тобой и принятием тебя.
Я провел пальцем по своей челюсти, почесывая пятичасовую тень.