Взгляд Истормуна стал напряженным и сосредоточенным, и Гарану показалось, что у него задымилась кожа на лице.
— Вот те на, — продолжал он. — А ведь вам и вправду пришлось несладко, не так ли? И чего же маги Круга потребовали от вас на этот раз?
— Я не намерен обсуждать подобные вещи с вами.
— Что ж, в таком случае мне, пожалуй, пора.
Гаран представил себе, как будет подниматься со стула. Перспектива вырисовывалась, прямо скажем, не радужная. Он боялся, что ноги у него прихватило судорогой, а голова отчаянно кружилась. В последнее время это случалось с ним частенько, особенно после умственного перенапряжения.
— А вам никогда не приходило в голову, что, будучи единственным человеком, находившимся здесь с самого начала, я могу посоветовать вам кое-что дельное? — осведомился Гаран, надеясь еще хоть ненадолго отсрочить процесс вставания на ноги.
По лицу Истормуна мелькнула тень и тут же исчезла.
— Я не признаю за другими слабостей, — отрезал он. — Только невежество.
— Ага, — удовлетворенно протянул Гаран. — Значит, речь опять зашла о «тонком балансе сил» и «хрупком равновесии», верно?
Казалось, Истормун расслабился; немного, самую чуточку.
— Кое-кто в Триверне не желает признавать угрозу, которую представляют собой ТайГетен.
— Ага. Вот как можно объяснить паруса на горизонте. Полагаю, сюда плывут подкрепления, чтобы помочь вам поскорее покончить с ними.
Но Истормун отрицательно покачал головой.
— Это всего лишь рабочие.
— Чушь собачья. — Гаран вдруг понял, что испытывает давно забытые эмоции. Сочувствие. — Здесь и так все работает, как часы. Что происходит?
— Политика, — неопределенно ответил Истормун.
— Очередная чушь, — уверенно заявил Гаран, чувствуя, что близок к успеху как никогда. — Я горжусь тем, чего мы здесь добились. Я ненавижу вас за то, что вы не даете мне умереть, но, по крайней мере, я вижу плоды своего труда. Если уж вы намерены и дальше заставлять мое сердце биться, то сделайте так, чтобы я мог быть вам полезным. Доверьтесь мне. В конце концов, разве я могу чем-то навредить вам?
— Помимо разговоров с вашим любимцем эльфом?
Гаран откинулся на спинку стула.
Все его тело пронзила жестокая боль и клещами впилась в голову. Каждый имеет право на одну-единственную маленькую тайну.
— Вы обиделись, словно маленькая девочка, — заметил Истормун. — После стольких-то лет вам давно пора бы знать, что от моего внимания не ускользает ничто.
— Он не оставляет следов, — прошептал Гаран.
— Как воин — да, не оставляет. Но в качестве мага его отпечатки кричат громким голосом и сохраняются очень долгое время. Так что вы там только что говорили?
— Вы все прекрасно расслышали. — Гаран оттолкнулся от стула, с трудом поднимаясь на ноги, и покачнулся от боли, волной прокатившейся по телу. Его едва не стошнило. — Я устал и ухожу.
В голове у Гарана зашумело. Он чувствовал себя измочаленным и обманутым.
— Передайте своему другу — пусть держит своих подопечных на привязи. Они ходят по лезвию ножа, и я — единственный, кто не дает прихлопнуть их, как мух.
— Вас послушать, так вы чуть ли не делаете им одолжение, — вновь съязвил Гаран.
— Просто передайте ему мои слова.
— Нет. У него и без вас есть чем заняться.
— Не вынуждайте меня применять силу, Гаран.
Бывший главнокомандующий рассмеялся.
— Или что? Приберегите свои угрозы для тех, кто боится вас.
Глава 4
Неверно думать, что это случилось как-то вдруг. Подозреваю, эволюция началась многие сотни лет назад. Быть может, в тот самый день, когда мы впервые ступили на Калайус. И можно не сомневаться, что появление людей всего лишь ускорило этот процесс. Будет большой ошибкой полагать, что в противном случае связь между ними не стала бы настолько прочной. Как интересно, не правда ли? Но будьте осторожны с ними. Их разум уже не принадлежит эльфам. Боюсь, что со временем они станут еще более непредсказуемыми.
Серрин — потому что он по-прежнему думал о себе, как о Серрине, хотя это было имя из другой жизни, которая теперь виделась ему только во сне, — присел на корточки рядом со своей напарницей. Он ощущал исходящее от нее тепло под гладкой черной шерстью. Он чувствовал, как с каждым вздохом вздымается грудь пантеры. Он делился с нею всем, что видел, а она разделяла с ним каждый запах, который улавливал ее чуткий нос.