— Скажи, пойдешь за меня? — настойчиво повторил свой вопрос Бесиа.
— Ты ведь родственник наш... Мама говорила, что ты крестник моего дяди...— чуть дыша, ответила Меланья, заливаясь румянцем.
— А если, скажем, не родственник, тогда как?.
— Тогда... Не знаю...— почти прошептала девушка и сделалась пунцовой от смущения.
Потом словно вспомнила о чем-то и спросила:
— Почему ты так обиделся, когда дядя упрекнул тебя за то, что ты примкнул к восставшим мужикам?
— А как же было не обидеться? Он твердил все одно: святое крещение принял на моих коленях и посмел итти против господ! Еще бы мне посметь? За правду я пошел бы даже против самого господа бога..
— Ты так обиделся, что, несмотря на рану, хотел ночью уйти из дому. Ведь ты умер бы дорогой.
— И умер бы, что из того, один раз родишься, один раз и умрешь!
— Я чуть со страха тогда не умерла! Симон удержал тебя, а то ты ушел бы. Он твой родственник, этот Симон? Он так о тебе заботится.
— Нет, не родственник, мы, вместе росли и полюбили друг друга.
— Если не родственник, жени его на своей сестре, на Мане, они друг к другу так подходят, оба такие красивые.
Она чуть не проговорилась, что заметила, как Мана и Симон любят друг друга.
— Моя сестра и Симон тоже вместе росли, как брат и сестра, они словно родственники меж собой, — сказал Бесиа.
— А у тебя еще есть сестра или брат?
— Нет.
— А барин у тебя есть?
Этот вопрос напомнил ему о его помещике, который то и дело бегал к властям и жаловался на Бесиа. Бесиа грозился убить его.
— Барина у меня нет, а бывший бария (есть.
— Как бывший?
— Он не осмеливается ничего приказывать ни мне, ни моим родным. Меланья вспомнила рассказы старших, что Бесиа напугал своего барина и отказался служить ему.
— А как ты добился этого?
— Как добился? Не трус же я, что бы другим; прислуживать!
— Разве те, кто прислуживают, трусы?
— Конечно! Смелые прислуживать не станут.
Он (взволнованно приподнялся на подушках и заявил, что крестьяне трусливы и малодушны, а то давно перестали бы работать на господ, что господ следовало бы разгромить и прогнать вон. От возбуждения рана его, видно, разболелась и он болезненно морщился.
Вошла Тамара и принесла лекарство из трав, чтобы приложить к ране.
— Я переменю тебе лекарство, Бесо!
Меланья поднялась и быстро вышла. Не подобало девушке присутствовать при перевязке. Бесиа проводил ее долгим взглядом.
— Если женюсь когда-нибудь, так только на ней! — подумал он.
Радостное чувство вспыхнуло в его сердце. Ничего похожего никогда еще не испытывал он за всю свою жизнь.
Его посетила любовь.
X
Узнав, что восставшие гурийские крестьяне сами разбежались без всякой на то причины, озургетскив уездный начальник, сопровождаемый чиновниками и дворянами, объехал гурийские села и объявил крестьянам, что если они впредь посмеют бунтовать против своих господ и оказывать непослушание властям, то» будут жестоко наказаны.
— Плохо придется тем, кого заподозрят в бунте, — говорил уездный начальник. — Замеченные в сопротивлении властям будут расстреливаться на месте, непокорные своим господам крепостные будут высечены розгами. Но если вы будете соблюдать спокойствие и подчиняться распоряжениям, власти будут, вас опекать и защищать.
В принятых правительством мерах дворянство почувствовало такую надежную опору, что, потеряв всякий стыд, обрушило на своих крепостных ряд неслыханных до того притеснений и несправедливостей.
Если кто-либо из крепостных дерзал оказывать неповиновение своему господину, тот устремлялся в Озургети и приносил жалобу, а уездный начальник в страхе, что может повториться мятеж крепостных, применял самые строгие меры против «непокорных».
Нацарапанной на бумажонке жалобы барина было достаточно, чтобы уездный начальник распорядился разложить на виду у всех несчастного труженика и высечь его розгами.
Были крепостные отважные и решительные, как Бесиа, которые не являлись на вызов властей и не давали свое тело на осквернение розгами. Но таких было мало и они не принимались во внимание.
И казалось, что строгие меры, принимаемые властями, подействовали на крепостных, что они покорились своей участи. Но это только казалось.
Наступил август и над всей Гурией словно пронесся ураган. Затрубили трубы, зазвонили колокола, и гурийские крестьяне, как испытанные солдаты, стали стекаться в отряды, которые затем слились в армию.
Восстание на этот раз не походило на прежнее, так легко разогнанное два месяца тому назад. Тогда цель восстания была расплывчата: многие вовсе не знали, против кого шли на борьбу, к чему стремились. Теперь же всем было известно, что цель восстания — уничтожить крепостное право и не платить нового налога. Среди восставших были такие, которые все еще думали о том, как бы изгнать русских из Озургети и посадить правителем Гурии какого-нибудь князя. Были и такие, которые все еще не понимали, во имя чего, для какой цели, собрался народ.