— Устал я, ноги болят, ведь мы бегом бежали такую даль.
— И у меня болят ноги.
— Тьфу, что вы за мужчины! — сплюнул в сердцах Козиа. — Полдня шли, а к вечеру без ног. Мы бы не поспели, если бы не бежали.
Сам Козиа был такой здоровенный, что и трехдневный переход не утомил бы его.
— Смотри, не опоздать бы нам к ореховому дереву.
— Нет, еще рано. Я сам скажу, когда придет срок, — проговорил Козиа.
Тем временем Мана, не подозревая о том, какую сеть расставляют для нее рядом с ее домом, спокойно разделась, легла в постель и с замиранием сердца стала дожидаться, когда уснут ее родители и она сможет выйти во двор. «Он теперь, наверное, стоит под орехом», — думала она о Симоне. Вдруг до ее слуха донесся тихий свист. Сердце в ее груди заколотилось. Когда свист раздался в третий раз, Мана поднялась с постели. Прислушавшись и убедясь, что все спокойно спят, она бесшумно подошла к двери, открыла ее и скользнула во двор.
«Какая темная ночь! — подумала она. — Оно и лучше».
И направилась к ореховому дереву. Под ним смутно виднелась человеческая тень.
— Симон! — вскрикнула она и обняла стоявшего под деревом человека. — Отчего голова твоя повязана башлыком? Ты болен? — спросила она тревожно.
— Сильно простужен. Голова болит, насморк.
— Насморк? Подари его мне, и поправишься! — пошутила она.
— Не могу подарить, Мана! А как твое здоровье?
— Что мне сделается? Лишь бы вы были там здоровы. Как брат, скоро он домой придет?
— Здоров. На этой неделе вернется.
— Ты с ним очень дружишь?
— Живем, как один человек, все у нас общее. Хочешь сахару?
— Из твоих рук и уголь мне сахаром покажется, Симон!
— Тогда открой рот. Большой кусок, шире открой. Мана открыла рот. Ей положили в рот кусок сахара.
— А теперь еще шире открой, кусок еще больше.
— Симон, не хочешь ли ты меня задушить? — пошутила Мана и снова открыла рот.
В рот ей запихнули скрученное полотенце с такой силой, что она чуть не задохнулась. Сначала она подумала, что это шутка. Хотела сказать:
— Симон, ты никогда раньше так не шутил!
Но вдруг перед нею выросли еще два вооруженных человека. Ее связали по рукам. Тут только она поняла, что - произошло. Позвать на помощь она не могла. Ее взвалили на плечи и унесли.
К ужасу Маны даже собаки не залаяли, так как они были приучены к тому, что их хозяйка вечерами встречалась с Симоном. Даже свист им был знаком.
XIX
До начала рождественского поста еще оставалось недели три. В доме князя NN шли хлопоты. Дворовые спешно строили длинный сплошной навес вдоль всего усадебного - двора для свадебного пира. Они еще в сентябре вернулись к своему барину.
Вот как это произошло.
Когда в сентябре побежденные повстанцы разошлись по своим дворам, власти созвали их на сход и заставили присягнуть сначала императору всероссийскому, а затем своим помещикам. После этого им объявили, что, во-первых, они ежегодно должны уплачивать в казну подати и, во-вторых, так же усердно служить своим господам, как служили до восстания.
Слуги князя NN покорились. Они смиренно слушали, когда княгиня обрушивалась на них с криками и бранью за то, что они посмели восстать против своих господ.
— Совратили нас, а то мы разве посмели бы... — вздыхали слуги и изо всех сил старались услужить ей.
— Ну, ребята, на вас полагаюсь. Постарайтесь, и я до пьяна напою всех на свадьбе! — говорил князь, расхаживая среди строящих навес крестьян.
— Выпьем, барин, за ваше здоровье, выпьем и за молодых! — отвечали ему.
Гуло и Георгий уже больше двух недель назад обручились. Вот при каких обстоятельствах выяснилось,. что они не кровные брат и сестра и могут пожениться.
После поражения повстанцев Георгий, к великой радости Гуло, вернулся домой цел и невредим. Теперь она ни на шаг не отпускала его от себя. Любовь ее к нему стала так сильна, что она готова была сама сказать ему, что любит его и хочет стать его женой. Георгий ясно видел ее состояние. Он объяснял ей, что редко кто не раскаивается, попав к любви в плен. К каким только способам и уловкам ни прибегал он, чтобы погасить в ней пламенную любовь к себе.
Но в сердце Гуло Георгий занял такое место, что трудно было вытравить его оттуда. «На настоящее чувство заклинания не повлияют»,— думала Гуло, слушая рассуждения Георгия о вреде любви.
Однажды, когда вся семья князя NN сидела за обедом, в господский дом вошел Петриа Салос.
— А-а, Петриа, Петриа! — закричал князь. — Откуда ты? Садись рядом со мной.
Но Петриа уселся рядом с Гуло.
— Нет, я предпочитаю сидеть рядом с твоей дочерью, — захохотал он.