Выбрать главу

Однако у большевиков не было большего желания, чем задушить политическую оппозицию. Приводя разные оправдания, они упорно настаивали на том, что в стране сохраняется чрезвычайное положение, так как отрезанная от мира Россия окружена могущественными врагами, готовыми, почувствовав внутренние разногласия, при первой возможности перейти в наступление. Но теперь любые репрессивные меры, даже продиктованные необходимостью безотлагательного решения экономических или политических проблем, только способствовали дальнейшему неприятию требований правительства. Оппозиция доказывала, что именно большевики предали идеалы революции. Александр Беркман, известный анархист, который поддерживал советский режим во время Гражданской войны, заявлял, что большевики ногами втоптали в грязь лозунги 1917 года. В 1921 году он писал, что повсюду царила несправедливость, предательство, обман и притеснения. Большевики, управляя страной в интересах рабочих и крестьян, «лишили людей инициативы и уверенности в собственных силах, от которых зависело развитие революции, ее жизнеспособность»[19].

Взгляды Беркмана разделяли другие партии левых, которых, подобно анархистам, большевики грубо отодвинули в сторону после взятия власти. В своем выступлении на VIII съезде Советов Федор Дан зашел так далеко, что, обвинив большевиков в удушении народной инициативы, заявил, что советская система прекратила функционировать, являясь просто фасадом для диктатуры партии: наложен жесточайший запрет на свободу слова и собраний, людей кидают в тюрьму, высылают, расстреливают без суда и следствия, причем в массовом масштабе. Открыто осуждая эти террористические методы, Дан потребовал немедленного восстановления политических и гражданских свобод и призвал повсеместно провести новые выборы в Советы. Речь известного левого эсера Штейнберга перекликалась с выступлением Ф. Дана. Бывший министр юстиции в первом советском правительстве, Штейнберг призвал возродить советскую демократию, предоставив полную автономию на местном уровне.

На съезде левое крыло направило против большевиков их же ленинский лозунг «Вся власть Советам». В рядах коммунистической партии демократические центристы требовали передать больше полномочий местным Советам, считая это средством от чрезмерной централизации политической власти, происшедшей в период Гражданской войны. Подобные призывы исходили не только от кучки радикальной интеллигенции – ширилось народное возмущение, охватывая не только крестьян и рабочих, но и солдат и матросов, тех, кто тосковал по анархической свободе 1917 года, одновременно стремясь к восстановлению стабильности в обществе, кто мечтал покончить с кровопролитием, голодом, холодом. Результатом этих противоречивых стремлений явился один из наиболее серьезных внутренних кризисов, с которым большевики столкнулись впервые после захвата власти. К марту 1921 года вся страна была охвачена волнениями. Наряду с крестьянскими восстаниями начались беспорядки в городах, брожение в армии и на флоте. Кульминацией стало восстание в Кронштадте. Над советским режимом нависла угроза уничтожения.

Толчком для кризиса в первую очередь послужили голод и лишения. Большевикам, как и любому правительству, требовалось время, чтобы оценить создавшееся положение. Переход от войны к миру совсем не простое дело. Никто не мог с уверенностью сказать, как следует действовать; не было никакого стратегического плана, никаких прецедентов, которые позволили бы выбрать правильный курс. С момента захвата власти большевики двигались ощупью, пробуя, сомневаясь. И теперь, спустя три года, их действия по-прежнему были отмечены печатью сомнений; они все еще находились в стадии эксперимента. Некоторые руководители партии, включая Ленина, уже в ноябре 1920 года стали задумываться о смягчении политики военного коммунизма, но в то время (осознание пришло только двумя-тремя месяцами позже) еще не было столь очевидно, что только немедленная переориентация может предотвратить социальный взрыв.

вернуться

19

Беркман А. Большевистский миф: Дневники 1920 – 1922. Нью-Йорк, 1925. С. 319.