К дому подъехала легковая автомашина, из неё почти на ходу выскочил немецкий солдат. Он толкнул ногой калитку. Вслед за ним из машины вылез невысокий широкоплечий, звенящий медалями и крестами майор. Шумно и тяжело ступая, он сделал несколько шагов по направлению к дому.
– Где часовой? – резко спросил он у солдата.
Солдат захлопнул калитку, подскочил к двери и, прежде чем открыть её, громко окликнул часового. Не получив ответа, он повернулся к майору и недоумевающе доложил:
– Его нет, господин майор!
– Глупая свинья! – процедил майор и, скрипнув сапогами, крикнул: – Немедленно найти эту свинью и доставить ко мне!
Теперь уже Дайн не сомневался, что этот офицер и был тот самый майор, которого он ждал. Разведчик не знал по-немецки, но, когда солдат помчался за хату и, вернувшись оттуда, что-то испуганно доложил офицеру, Семён понял: речь шла об исчезнувшем часовом.
Майор на минуту задумался, потом снова отдал приказание солдату. Тот вошел в дом.
Семён слышал, как солдат открыл ключом дверцу шкафа, потом проследил через слуховое окно, как он вынес и уложил в машину стопку канцелярских книг и аккуратно увязанную пачку бумаг: видимо, их заранее подготовили к отправке.
Сложив бумаги в машину, солдат вернулся в дом. Через минуту он снова появился на пороге, нагруженный книгами, папками, пачками бумаг.
«Так вот что охранял часовой!» – смекнул Семён Дайн.
«Майор… солдат… шофёр… – всего трое», – считал он про себя. Их трое, а он – один. Правда, он мог бросить ручную гранату, но это не входило в его планы. Это не только ничего не дало бы, но испортило бы всё дело. Предположим, он убил бы всех троих, а что толку? Ему приказано привести «языка», живого «языка». Для этого его, Дайна, отозвали из роты, оказали высокое доверие, дали ответственное задание…
«Надо действовать с умом!» – твердил про себя Семён и чувствовал при этом, что время убегает, как вода в быстрой речке. Вот солдат снова подошел к дому… уже в третий раз. Если теперь он заберет последнюю пачку бумаг, машина уедет – и поминай как звали… Так не должно быть!
Вдруг в доме раздался стон – громкий, протяжный, мучительный. Это было настолько неожиданно, настолько тревожно, что солдат, прибежавший за бумагами, остановился как вкопанный, с разинутым от испуга ртом. Однако он тут же спохватился и побежал в сени, к лестнице. Ему показалось, что стонал кто-то именно на чердаке… А кто же кроме часового мог там быть? Значит, с ним что-то приключилось!
Семён Дайн притаился на чердаке, возле самой лестницы. Он больше не стонал. Он ждал. По лестнице поднимался немецкий солдат. Вот из люка вынырнула его голова, ещё одна-две ступеньки – и он окажется рядом с Семёном. На чердаке было темно, солдат ничего не видел, да ему и не положено было видеть.
Одним ударом Дайн уложил его на месте. Потом оттащил от люка, чтобы ноги не висели над лестницей. «Осталось двое, – думал разведчик. – Всё меньше, чем трое».
Теперь Семён шел к майору. Нет, не шел, так не ходят. Он сделал всего три шага: два – по лестнице, третий – через сени. Он был страшен. Увидев его, майор лишился речи. Семён, правда, толкнул его, но толчок этот он позволил себе только «для внушения».
Обезоружить майора после такой встречи оказалось не так уж сложно, куда труднее было оттащить его в машину. Шофёру, который, видимо, тоже до смерти перепугался, Семён Данн показал свой внушительный кулак, в котором… Впрочем, шофёр сразу понял, что от него требуется. Он включил мотор. Семён залез в машину и для порядка хорошенько притиснул майора.
– Сюда! Теперь налево. Теперь сюда сворачивай!.. – указывал Семён.
Машина мчалась на предельной скорости, готовая каждую секунду опрокинуться и разбиться. Шофёр только один раз позволил себе повернуть голову, но, увидев кулак Семёна, проникся ещё большим почтением к советскому солдату.
…Уже позже, после того как навстречу разведчику выскочили сержант и два бойца, когда машина остановилась и задание, можно сказать, было выполнено, кто-то из солдат заметил, что в руке Семёна Дайна был не нож, не граната, как того следовало ожидать. Нет! Впопыхах, сам того не подозревая, а может быть, по силе своей ненависти и любви вполне логично, Семён зажал в огромном и страшном кулачище… детский башмачок.
ВЕЩЕВОЙ МЕШОК
Да будет нам позволено заглянуть в вещевой мешок рядового нашего взвода Семёна Дайна. Вообще-то рыться в чужих вещах не полагается, но Семён Дайн – наш давнишний друг, он не обидится, тем более что мы и не думаем его проверять. Просто нам хочется знать, что же такое хранится в его мешке. Очень уж это интересно.
Что, собственно, можно найти в солдатском вещевом мешке? Ну, скажем, запасные портянки, пару нижнего белья, лишний ремень, припрятанный на всякий случай, новенькие обмотки или аккуратно сложенный носовой платок – немудрый подарок, напоминающий солдату о ком-то близком и милом… Не надо обладать пылкой фантазией, чтобы представить себе содержимое солдатского вещевого мешка!
А вот по поводу вещевого мешка Семёна Дайна можно строить самые невероятные предположения. Всё равно мы будем далеки от истины. Одно совершенно бесспорно: вещевой мешок Семёна Дайна не имеет дна. Это волшебный мешок, сказочный мешок! Что бы ни потребовалось солдатам, какая бы ни случилась нужда в нашем отделении (да разве только в отделении?), обратитесь к Семёну Дайну, и он, порывшись в своём мешке, непременно найдет то, что надо.
Куда уж дальше? Недавно вышел досадный случай с нашим ротным санитаром дядей Костей: то ли на поле боя, то ли по дороге в санчасть, куда он полз, таща на спине раненого, – одним словом, неизвестно где, – дядя Костя потерял ножницы. Санитар крепко переживал потерю. Да и было отчего. На привале дядя Костя поведал солдатам о причине своих огорчений, которая вкратце сводилась к следующему. Дело в том, что ножницы можно получить только у инструктора медсанбата, а этот инструктор имеет привычку являться именно тогда, когда он не нужен. Кто его знает, когда он теперь наведается? Пока он эти ножницы выпишет, пока их получит да доставит в роту – хоть войну останавливай!
– Санитар без ножниц, – это, к примеру, то же, что солдат без рук, – продолжал дядя Костя. – Много ли тут навоюешь? Ползёшь ты, скажем, к раненому. Ну, приполз. Что положено делать санитару? Спервоначалу надо обнажить то место, куда человек ранен. А ты попробуй голыми руками порвать солдатскую гимнастёрку. Чёрта с два! Без рук останешься, до того она, сатана, крепкая. Совсем другое дело, когда в руках у тебя ножницы! Тут уж аккуратно режешь гимнастёрку где нужно… А потом марля. Вот я, скажем, открыл пакет и завязываю рану. Надо мне отрезать остаток марли, а как это сделать без ножниц? К тому же случится, скажем, мороз, пальцы зайдутся… Нет, без ножниц какой это санитар!
– Если ножницы такая важная штука, то у Дайна они обязательно должны быть, – сказал наш товарищ, пожилой солдат Савелий Голубчик, и мы чуть ли не всем отделением отправились к Семёну Дайну.
Семён лежал на траве, согнув ноги, задрав кверху колени, и смотрел в небо.
– Дайн! – ещё издали окликнул его Савелий Голубчик. – Тут у нас беда – дядя Костя ножницы потерял. Экстренно требуется найти другие. Уважь, загляни в свой мешок, авось найдёшь?
Всё, что я тут рассказываю, – сущая правда. Было при этом человек восемь бойцов, не считая санитара дяди Кости; спросите хоть их, они не дадут соврать!
Надо было видеть, как поразевали рты наши солдаты, когда Семён медленно поднялся, не спеша, по-деловому развязал свой вещмешок и достал оттуда ножницы. Правда, они были небольшие и совсем не новые, но всё же ножницы, настоящие ножницы! Ребята ахнули и потянулись к ним, чтобы потрогать, а дядя Костя чуть не подпрыгнул от радости.
Поднялся галдёж:
– Да у него там незнамо что есть!
– Гляди-ка! Вот мешок так мешок!
– Вот это да!
– А ну, Дайн, достань ещё что-нибудь!
По натуре очень молчаливый, Семён Дайн не любил, чтобы о нём зря говорили или приставали с пустыми вопросами. Его друг Савелий Голубчик давно это знал и велел солдатам оставить человека в покое.