— Палек, а глаза были у волка человеческие, словно он оборотень из тех, кого бросают в лесу в голодный год, а волки их не съедают, а выкармливают.
— Не знаю, — ответил Палек, придерживая раненую руку, обёрнутую тряпкой.
Ждых и Палек склонились над волком, обсуждая пригодность шкуры для одежды, зубов для ожерелья, а мяса для еды.
Решма обошёл костёр и остановился у кучи хвороста, где лежал связанный человек с кляпом во рту, трусливо моргающий маленькими глазами.
— Не спится? — спросил Решма, пнул тело ногой, брезгливо вытащил кляп, — говорить будешь?
— Отпусти, всё скажу, — отозвалось тело на фризском наречии, — если хочешь, я даже приму христианство, только не убивай.
— Я не христианский миссионер. Хочешь рыбной похлёбки? — Решма прешёл на фризский, — только говори правду. Отпущу, клянусь всеми твоими богами. Эй, тащите его к огню, и развяжите руки.
Вятичи приволокли тело к костру, развязали, ругая свои же узлы. Они усадили фриза рядом с трупом волка, всучили в трясущиеся пальцы деревянную лохань с похлёбкой.
Решма сел рядом, скрестив ноги. Их окружал молодой ельник, туман, дым. Над лесом висело зарево близких чужих костров и чёрное небо без звёзд. Земля была холодной, а от близкой реки тянуло сырость.
Решма вынул из складок своего плаща квадратную монету с отверстием посредине:
— Это золотая монета китайского царства. Откуда ты её взял в Старополоцке? Ты не купец, не воин, не священник. На Двине, в лучшем случае могут ходить византийские безаны императора Ираклия, или арабские монеты праведного халифа Абу Бакара. Откуда китайская монета? Из-за действий арабов, купцы-китайцы доходят сейчас только до Тигра, Амударьи или Ганга. Это Шёлковый путь. По нему нескончаемым потоком везут товары с Востока на Запад. Впрочем, вряд-ли ты понимаешь, о чём я говорю.
— Я совсем ничего не понимаю, эти слова для меня диковенные.
— Откуда взял монету с дыркой? — Ждых с силой ударил пленника кулаком в скулу.
Зубы фриза клацнули, лоханка вылетела из его рук, расплёскивая похлёбку.
— Теперь понятно? — Ждых замахнулся ещё раз.
— Я украл монету у богатого работарговца на ярмарке на Западной пристани, ещё до разлива Двины. Он был авар, с ним было трое телохранителей и десяток моравов на продажу. Меня в толпе на него нарочно толкнул мой помощник. Меня чуть не убил, но я убежал с его сумкой, — почти скороговоркой ответил фриз.
— Как звали работорговца? Как он выглядел? — спросил его Решма, делая знак Ждыху, чтобы он успокоился.
— Имени не знаю, мой господин. Выглядел он как все авары. Жёлтый, узкоглазый, безбородый. На скулах много рубцов от порезов, лоб очень высокий. Они специально шрамы себе делают, чтобы страгнее быть, и черепа детям перевязывают, чтобы длиные были и говорили об их небесном происхождении. В ярком халате.
— А чья сейчас Западная пристань?
— У вендов, а до того был долго у кривичей.
— Ты получишь три византийских безана, на которые сможешь жить целый год, если поможешь найти торговца-авара.
— У него на шапке чёрная лента с изображением цапли, а на груди серебряная бляха с цаплей, да и аваров здесь мало, сразу можно заприметить, — фриз уронил голову на грудь и заплакал, — не убивайте меня, я всё сделаю.
— Где может быть авар?
— Он на Западной пристани грузил в лодку корзины, а потом ушёл вверх по реке.
— Кто может подтвердить твои слова?
— Мой помощник, Панодис. Бывший раб. У него клеймо на лбу. Только он уже неделю как в Эливгаре. Пока не вернулся, — фриз с опаской поднял миску и стал подбирать из неё остатки еды грязным пальцем.
— Ждых, убей его и брось в реку. И волка тоже. Странный этот волк. Нет, волка разделайте, осмотрите внутренности, особенно голову. Если найдёте что-то не обычное, железное, разбудите меня, — сказал Решма по-северославянски, лёг на постель из шкур и повернулся ко всем спиной.
— Что он сказал? — фриз перестал есть и со стархом уставился на кривичей.
Палек зашёл ему за спину и одним быстрым движением перерезал горло.
— Чур мой пояс и сандалии, — сказал Дежек, делая шаг назад, чтобы его не обрызгало бьющей из шеи кровью.
Они быстро раздели и оттажили ещё хрипящего фриза к воде, и тихо спустили в воду. С волком возились дольше. Тяжело отходила шкура и мощные сухожилия с трудом брал нож. Когда от волка осталась только куски мяса, уложенные запекаться в угли, кривичи устроились поодаль от хозяина, в ожидании трапезы.
— Не пойму я Решму, — заговорил Палек, — с мечом обращается как воин, наречия знает много как торговец, ведёт себя как колдун. И богат как король, клянусь Белым Филином. А вид? Не грек, не германец, не франк, не сириец. И попутчики его, что остались в Эливгаре такие же.