Экзекуцией второй партии распоряжался уже генерал Стессель, который был столь же немилостив, так как из числа 13 человек едва ли осталось в живых 5.
После генерала Стесселя назначен был генерал Скобелев, который уже присутствовал при наказании кнутом».
Эта расправа с поселянами происходила в полку короля Прусского.
Даже привычный к подобным сценам другой очевидец, священник Воинов, относившийся к тому же далеко не сочувственно к поселянам, принужден был, правда, глухо и косвенно, осудить палаческий разгул правительства.
«Призванный в госпитальные палаты для приобщения наказанных святыми тайнами, я был свидетелем другой страшной сцены: от стонов и вида обнаженных частей тела наказанных причетник мой растерялся и оставил меня одного подавать наказанным разную помощь; палаты наполнились глухими стонами; трогательны и поразительны были обращения ко мне поселян. Наконец, изнемог и я и послал сменить меня младшим священником, который и довершил исповедь желающих напутствоваться».
Генералы сменяли друг друга. В Аракчеевском полку экзекуцией распоряжался наиболее жестокий царский опричник, комендант Петропавловской крепости, однорукий генерал Скобелев[11].
«Ну и палачи лихие были, — напоминает очевидец. — И живо у них дело кипело, — четверо их было: один привязывает, другой бьет, третий клеймит, четвертый отвязывает. Тут же и сквозь строй гоняли. Всего перегоняли больше сотни и до смерти загнали 12 человек. Страшная резня была. Натерпелись ужаса за какие-нибудь два часа на всю жизнь»…
По воспоминаниям очевидцев, такая же беспощадная расправа происходила и в других полках 1-й гренадерской дивизии — Австрийском и наследного принца Прусского. Вынесшие наказание и не умершие после него в госпитале, сразу же отправлялись: наказанные кнутом — в Сибирь в каторжную работу, прогнанные сквозь строй — в арестантские роты и по полкам и командам других корпусов; незначительная часть из приговоренных «исправительно» были отпущены домой, т. е. остались в прежнем положении.
Поздней осенью и зимой приводился в исполнение приговор суда над мятежниками 2-й гренадерской и артиллерийской дивизий и горожанами Старой Руссы.
Официальных сведений о забитых насмерть поселянах Новгородского удела не сохранилось, но по округам Старорусского удела военных поселений на месте наказания умерло сто двадцать девять человек. А сколько сотен человек, вынесших наказание, умерло потом — через месяц, два или год? Сколько осталось на всю жизнь калеками? «Правосудие совершалось и никем нарушаемо не было».
Необходимо вкратце остановиться на дальнейшей судьбе мастеровых 10-го рабочего баталиона. Выше было сказано, что благодаря лживому приказу царя были выведены из Старой Руссы мятежные баталионы якобы в Гатчину на высочайший смотр. Был выведен и рабочий баталион, но по тайному приказу царя не в Гатчину, а в Кронштадт, как в место наиболее безопасное. Генерал Микулин лично вывел баталион из города и, окружив его войсками и артиллерией, присоединившейся к колонне около Петергофа, сопровождал баталион до места расправы.
Озлобленный царь не только не забыл о той главной и руководящей роли в восстании, которую сыграл рабочий баталион, не только приказал выделить его «дело» в особую группу дел, не подлежащих рассмотрению новгородской и старорусской следственных комиссий, но лично стал судить «этих отъявленных негодяев». Правда, вести следствие поручено было генералу Клейнмихелю, но в сущности все следствие вел сам Николай I. Он проявил исключительный интерес к следственному делу. И понятно: эта мятежная горсть людей причинила ему столько тревог, огорчений и страхов. Ей он обязан возникновению страшного возмущения, и где же? — у ворот столицы. Поэтому Клейнмихель был только рупором царя. Еще до начала следствия царем были разделены на разряды предполагаемые преступники; точно определено, как содержать их (наиболее важные закованы в кандалы), определено и количество ударов, которое должна вынести та или иная спина. Суд превратился в жестокую комедию. Несомненно, интерес царя к делу рабочего баталиона мог только усилиться еще и потому, что эта горсть людей, одетых в солдатские мундиры, по социальному признаку представляла собой резкое отличие от своих товарищей по возмущению — солдат-хлебопашцев. Все они оказались рабочими: машинистами, слесарями, кузнецами, каменотесами, столярами и т. п.
Заодно с мастеровыми рабочего баталиона судились и мастеровые полуроты Киевского поселенного полка. 795 обвиняемых были разделены на 4 разряда. Часть повстанцев 1-го разряда была присуждена к колесованию, замененному наказанием кнутом и с «постановлением» штемпельных знаков ссылкой в Сибирь, в каторжную работу. Другая, большая часть — к шпицрутенам и розгам. 270 человек, зачисленных в 2-й разряд, были отправлены в арестантские роты морского ведомства без срока. Остальные зачислены в военно-рабочие роты инженерного корпуса.