— А теперь, когда я знаю, бойся меня, ma belle, — он встал, схватил больничную рубашку и протянул ее мне.
— Как будто это меня пугает. Только не заносись, малыш.
Он ухмыльнулся, и не успела я оглянуться, как Ремингтон подхватил меня на руки и вышел из ванной. Остановившись у кровати, он уложил меня на нее, а затем отошел в сторону и посмотрел на меня, как он обычно поступает — так, словно видит впервые.
— Ты неподражаема, Селена.
— Ты тоже не плох, — я поерзала на кровати, чтобы усесться поудобнее, и наблюдала, как он зашел обратно в ванную и вернулся с моей одеждой в руках. — На самом деле мы с тобой подходим друг другу, как рама-ламма-ламма-ка-динга-да-динга-донг... — Иисусе, да я в ударе. Я не очень хорошо переношу беспокойство.
Он улыбнулся, аккуратно складывая одежду стопкой на стул возле стены.
— «Бриолин»? (Примеч. переводчика — имеется в виду мюзикл «Бриолин» 1978 года. Селена напевает строчку песни из этого мюзикла).
Я кивнула и потерла ладонями руки, пытаясь согреться. Ремингтон схватил свитер с крючка со стены возле двери и накинул его на меня.
— Моей маме нравится этот фильм. Я знаю наизусть большинство песен оттуда, — я прочистила горло и понизила голос.
Лицо Ремингтона выражало смесь удивления и беспокойства.
Я опустила взгляд на колени и сглотнула комок, застрявший в горле...
— Я очень нервная. Скорее всего, тебе придется привыкнуть к этому, потому что я частенько нервничаю, — я бросила на него взгляд из-под ресниц.
Он удивленно выгнул бровь.
Боже, обожаю, когда он так делает.
— И ты, видимо, полагаешь, что это волнует меня? Я чуть не заорал во все горло там, — он указал в сторону ванной, — но ты привела меня в чувства. Ты... Боже мой... — он покачал головой, словно не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что ему хотелось сказать, а затем начал расхаживать вдоль кровати.
— Ты тоже, — сказала я, вытянула ноги и попыталась натянуть на них рубашку, так как она задралась и оголила бедра. Его глаза вспыхнули и потемнели, когда он проследил за моим движением, отчего мне стало жарко, и я покраснела. Предпочитаю видеть его таким, нежели сломленным, как несколько минут назад. — Иди, посиди со мной.
— Отсюда вид лучше, — он намеренно уставился на мои ноги, а затем схватил стул, на котором лежала моя одежда, и придвинул его к кровати. Именно в этот момент в палату вошел доктор. На вид ему можно было дать лет тридцать пять, может, чуть больше. У него были песочного цвета волосы, и выглядел он очень сексуально, если вам, конечно, нравятся серферы.
Ремингтон рядом со мной напрягся.
— Даже не думай об этом, — прошептала я себе под нос.
— Не думать о чем? — невинно спросил он, но супер властная хватка на моем бедре говорила об обратном.
— Пугать его своим фирменным взглядом.
— Понятия не имею о чем ты, — я почувствовала его теплое дыхание на раковине моего уха, когда он прикусил мочку.
Я вздохнула, борясь с желанием повернуться и прижаться губами к его губам.
— Я люблю тебя. Я все еще зла на тебя, но я люблю тебя.
Он расслабился и рычание, доносившееся из его горла, затихло.
Доктор представился и обменялся с нами рукопожатиями, после чего я изложила ему краткую версию того, что произошло, и в конце рассказала о пятнах крови на нижнем белье. Он уже был в курсе моей истории болезни, так как мы приехали в ту же самую больницу, в которой я лежала пять дней назад. Он попросил меня лечь на спину, а сам потянул к себе столик, на котором лежал поднос из нержавеющей стали.
Ремингтон бросил на поднос взгляд, в котором сочеталось нечто среднее между свирепостью и ужасом. Я поджала губы, пытаясь не улыбнуться, хотя это ни в коей мере не было смешно. Как ему это удается?
Подготовившись, доктор подвинул ближе к себе аппарат для сонограммы. Я еще крепче вцепилась в руку Ремингтона и не могла отвести от него взгляда, пока доктор продолжал свои манипуляции.
— Вот ваш ребенок, мадам Майклз, — раздался голос доктора в полной напряжения комнате и я, оторвав взгляд от своего жениха, моргнула и посмотрела на экран.
Доктор взглянул на меня, а затем на Ремингтона и улыбнулся.
— Очень здоровый и активный, — он взял несколько салфеток с близстоящего стола, но не успел протянуть руку к моему животу, как Ремингтон с собственническим выражением на лице выхватил салфетки из пальцев доктора.
Бедный парень! Он, очевидно, не понял, что такого стряслось, когда, моргая, смотрел в мрачное лицо моего жениха.
Ребенок оказался в порядке, но в связи с моей предыдущей историей болезни и сегодняшним падением, врач посоветовал постельный режим, по крайней мере, в течение следующих нескольких недель. Попросив нас назначить встречу с гинекологом через два дня, он встал со стула. Ремингтон тоже быстро вскочил на ноги, а доктор сразу же засунул руки в карманы халата и отступил на шаг назад.
— Давайте уточним. Моя невеста должна находиться в постели следующие несколько недель. Верно?
Ему обязательно говорить таким надменным тоном?
— Да.
Ремингтон протянул доктору руку и тот медленно, с опаской протянул свою.
— Спасибо, — Ремингтон схватил мою одежду, и как только дверь за доктором закрылась, запер ее и направился ко мне. Быстро переодевая меня, он бормотал что-то касательно указаний доктора, затем вышел из палаты и вернулся, толкая впереди себя инвалидное кресло.
— Боже, Ремингтон. Я же не инвалид, — начала возражать я, встав с кровати.
Он выгнул бровь, и посмотрел на меня взглядом, от которого у меня появилось желание подчиниться ему. И я поддалась его напору.
— Напомни мне воспользоваться отбеливателем, чтобы вывести из памяти взгляд, которым он смотрел на твою киску, — проворчал он, когда шел позади меня, толкая кресло по коридору в сторону зала ожидания.
Жар прилил к моему лицу.
— Ремингтон, он просто выполнял свою работу.
— Я такое вытворял с твоей киской, — продолжал он, словно и не слышал, что я только что сказала. — Такое, что это дает мне некоторые определенные права.
— Ты ведь понимаешь, что тебе придется сильно постараться, чтобы восполнить утраченные баллы?
Он замолчал. Я оглянулась через плечо и увидела, что его лицо снова приняло затравленное выражение.
— Я знаю, — тихо сказал он.
Глава 24
Селена
Мы приехали домой около девяти вечера после того, как отца Ремингтона перевели в отделение интенсивной терапии. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от сердца. Когда мы уезжали, он уже засыпал, поэтому Ремингтон пообещал ему, что навестит его на следующий день.
Адриан уже спал. Сообщив родителям, сестре и Эстелле, что все в порядке, Ремингтон извинился и направился в свой кабинет, но перед этим наградил меня одним из своих знаменитых взглядов. Этим взглядом он будто говорил мне, «оставайся на месте, я вернусь». Он отнесся к совету доктора со всей серьезностью. Как только он вышел, я встала и пошла на кухню.
— Как ты? — поинтересовалась мама.
— Нормально, — ответила я, пожав плечами.
— Ремингтон довольно своеобразный мужчина. Я сомневалась в нем, но увидев, как он заботится о тебе, я бы не могла пожелать лучшего мужчины для своей дочери. Он в буквальном смысле молится на землю, по которой ты ходишь. И хотя он слишком хмурый для такого молодого мужчины, это не умаляет его привлекательности, — призналась мне мама.
Я устало улыбнулась и налила в стакан воды из-под крана.
— Он такой.
Она вздохнула.
— Ты злишься на нас за то, что мы не рассказали тебе правду, — я оглянулась через плечо и увидела, что она стоит, прислонившись к кухонному столу, и, нахмурив брови, изучает меня.