- Я наберу букет маме, хорошо? - гоубые глазки, в которых отражалось небо и игрались солнечные зайчики, смотрели с на юношу обожанием и просьбой.
- Нам скоро обратно! - по-братски строго, старательно скрывая улыбку проговорил тот, но девочка уже не слышала, убегая.
С деревьев все падали и падали листья. Казалось, что они везде и никогда не закончат свой легкий медленный танец. Малышка все бежала, и ее розовое, в цветочек, платьице смешивалось с пейзажем леса, но Гейл проворно бежал за ней, догонял, уже сам не замечая, как заливисто смеется, вторя девчушке. Смех окутывает ребят теплом, Гейл считает себя самым счастливым, когда, наконец ловит беглянку и они вместе падают на осенний ковер, смеясь…
***
Он не замечает, как исчезает малышка в глубине лесной чаще, которая стала темнее, опаснее. Пестрые краски начинают резать глаза, желтый тёплый свет белеет и становится резким, мертвым, а смех всё больше становится похож на пищание. Юноша зовет малышку. “Прим! Вернись! Прим” - слова все сложнее говорить, язык становится тяжелым и неповоротливым…
***
Гейл просыпается, ещё пытаясь ухватиться за радостный голос, за смех Прим.
Белые стены палаты, яркий свет и писк машин встречают парня в реальности. Хоторн в больнице. Тела совсем не ощущается. Оно чугунное, неповоротливое, даже веки вот вот опять закроются, преграждая путь родному образу Прим.
- Вы очнулись, - сухой, безрадостный, но до боли знакомый голос звучит вдали, но девушка совсем рядом, - Врача! Позовите врача! Боже, я так рада, что вы очнулись, я уж и не надеялась, - голубые глаза покрыла сероватая пелена, и юноша вновь погрузился в спасительный мрак.
***
Гейл полностью приходит в себя только через неделю. Всё это время за ним исправно ухаживает Прим, а её душа не появляется, к счастью Гейла, ведь ему сейчас совершенно не до обвинений.
Юноша бездвижно лежит на больничной койке, с интересом рассматривая белый, чуть потрескавшийся потолок. Всё тело болит, да так, что малейшее движение убивает само желание двигаться. Забавно, остаться живым после кровопролитной революции и так налажать в баре, что быть избитым тупыми байкерами. Парень горько усмехается, тут же корчась от резкой боли: сломанные ребра, давали о себе знать.
- Вам больно, - юный девичий голос разбавил стоны Гейла. Почти мгновенно у кровати появилась хрупкая фигурка Примроуз.
- Всё в порядке,- хрипло, еле слышно произнес Хоторн и закрыл глаза. Он не мог смотреть на белокурого ангелочка, ставшего бездушной куклой.
- Да уж, в порядке, - чуть раздражённо произнесла девушка,- На тебе нет живого места, вон, всё в синяках и переломах. Удивительно, что еще язык работает!
- Зачем ты здесь сидишь, раз тебе так претит моё состояние? - на ответный гнев не было ни желания, ни сил.
- Сама не знаю! - как бы невзначай ляпнула Прим, усаживаясь обратно в кресло, - Ты забавно корчишься от боли, - девушка хмыкнула, но, не дождавшись ответной реакции, продолжила, - У тебя очень смешно собираются брови и вот тут появляются морщинки, - гибкие, тонкие девичьи пальчики коснулись кожи у лба, Прим улыбнулась почти по-доброму, если б не жестокий блеск в ее глазах.
- Я бы попросил тебя уйти, - Гейл с горечью отвернул от девушки голову, хотелось уйти, убрать из памяти всё, что касается этой бестии, он зажмурился, но тщетно.
- Вам претит моё здесь нахождение?- передразнивая спросила девушка, - Что ж, тогда я ещё чуть-чуть посижу здесь!
Юноша ничего не ответил. Он лежал и думал, что же он такого натворил в жизни, за что он так расплачивается сейчас. Хоторн не знал, что сидящая на кресле девушка грустно смотрит на него и проклинает себя за то, что сделали с ним её дружки. Всё это время, что она проводила у его постели, Примроуз винила себя, а напускная холодность нужна была ради, чтобы никто не догадался о чувстве вины, разъедающем ее изнутри.
Никто не видил, как ночью Прим плакала, стоя на коленях у постели юноши, с каждым днем все больше ненавидя себя, мечтая, как Гейл очнется и она сможет себя простить, а потом обязательно добьется его прощения. Но даже сейчас сама девушка не прощает себя, наоборот, из-за его мучений, постоянных капельниц обезболивающего и желтеющих синяках на незагипсованных участках тела, она ненавидит себя больше и больше, и не решается даже просить о прощении, обвиняя только одну себя в случившемся. Девушка не ест, не пьёт, не отходит от постели Гейла, не задумываясь над тем, что убивает себя. За всё время в больнице Прим изменилась до неузнаваемости: слишком худая, осунувшаяся, холодная на ощупь. Ходячий труп с синеватым оттенком кожи, мешками под глазами и выпирающими костями. Положение было критическое, но никто не обращал на девушку внимание.
- Когда ты успела прирости к этому креслу? - хрипловатый мужской голос разрезал вечернюю тишину больничной палаты. Девушка вздрогнула, подняла пустой взгляд с потёртых листов дневника её матери и нервно прошлась язычком по пересохшим, потрескавшимся бледным губам, прежде чем ответить, судорожно вобрав в себя химический воздух больницы.
- Я не могу тебя оставить, - шёпотом, чуть слышно, пролепетала Примроуз, опять опустив взгляд. Даже в сумерках румянец отчётливо виднелся на слишком бледном личике.
- Если ты боишься, что я сбегу, то зря… - Гейл решил немного уменьшить огромную вязкую стену напряжения между ними, - Я никуда не смогу уйти, - парень хохотнул и показал загипсованную, как и половина всего его тела, ногу. Девушка слегка улыбнулась.
- Тебе может что-нибудь понадобиться, - так же тихо и робко ответила девушка.
- Поверь, здешние медсёстры прекрасно справятся… - на миг он замолчал, - А тебе нужно домой: отдохнуть. Ты совсем как привидение.
Будто по мановению волшебной палочки, тут же возле живой девушки появился еле заметный силуэт, похожий на дымку.
- Думаю ты не обрадуешься ещё одному привидению! - звонкий, мелодичный голос звучал с издёвкой, так, что Гейл просто не смог не улыбнуться.
- Наивный, ты так упорно отбивал меня у всех, сражался, изображая пьяного рыцаря, но ни разу… Ни разу не попробовал познакомить меня с собой! Напомнить, кем ты был для меня до потери памяти! - по щекам девушки скатилась прозрачная слеза. Она встала с кресла и сделала робкий шаг навстречу. На ней была темная водолазка и такие же темные брюки, что делало её ярким пятном в обстановке больничной палаты и подчеркивало серый болезненный цвет лица, - Я все думала: почему именно ты! Какое тебе вообще до меня дело! И в конечном счете мне стало глубоко плевать.
Слова больно ранили Гейла. Он закрыл глаза, чтобы не дать слезам пробиться наружу. В тот же миг чьи-то сухие губы коснулись его, сминая в резком поцелуе, после которого по полу застучали женские каблуки. Гейл все еще не мог открыть глаз, все его тело трепетало, ощущение лёгкости нахлынуло на юношу, в голове было пусто.
***
Грудь спирало от рыданий. Глаза окутывала пелена жгучих слез, просящихся наружу. Все эмоции, запертые в уголках сердца вышли наружу одним сплошным убивающим потоком. Прим боялась дышать, дать организму немного нужного и важного воздуха. Нет, она не позволит легким наполниться, словно боится разрушить и без того хлипкую стену, преграждающую поток.
Тело пронзает боль, она хватает кислород, тут же сгибаясь пополам от рыданий. Все. Конец. Чувства накрывают с головой даря боль и счастье, наслаждение и ненависть. Она плачет, горько и счастливо, оседая на полу в больнице. Слёзы жгут щеки, руки трясутся.
Воспоминания приходят.