Миссис Эвердин видела, что что-то сильно тревожит парня, но никак не решалась заговорить с ним. Сначала было она подумала, что все из-за его переезда. На новом месте часто бывает бессонница, но ночные крики стали обычным делом, а утренняя нелюдимость с каждым днём становилась все темнее. Женщина беспокоилась, решала как подступиться чтоб не оттолкнуть от себя, но, то она слишком поздно приходила с работы, то момент был не подходящий…
Люди — странные существа. Они пытаются найти лучший момент для разговора, понимая, что его никогда не будет, оттягивают неизбежное и иногда для него бывает слишком поздно.
Временами вечером, за ужином, хозяйка спрашивала все ли в порядке, но получала лишь сухое, безжизненное «Да, все отлично».
Вот и сегодня они ужинали вдвоём, за одним столом, рядом, но молча, не проронив ни слова, будто были на разных континентах. Гейл угрюмо ковырялся в тарелке, нахмурив лоб, женщина спокойно думала о будущем рабочем дне.
— Ты так и будешь молчать, — миссис Эвердин решила последний раз попробовать разговорить парня, которого почти считала сыном, поэтому бесконечно заботилась и переживала за него.
— Ужин очень вкусный, — без капли эмоций, на автомате проговорил Гейл, — Просто не хочется.
— Когда это такое было, чтобы взрослый мужчина не ел после изнурительной работы, — сердито ответила женщина, случайно звякнув ложкой о край тарелки, но потом выдавила из себя нежную улыбку, — Гейл, послушай, — она протянула и положила свою покрытую тонкими морщинками руку, на ладонь брюнета, — Я не первый год живу на этой земле, — тяжёлый вздох прервал её, — Я вижу, что тебя что-то мучает, не даёт спокойно жить, — женщина посмотрела в стеклянные глаза парня своими — теплыми и полными заботы, — Выскажись, дай мне помочь тебе… Прошу.
В доме воцарилась тишина. Внутри Гейла вспыхнул огонь нерешительности: может быть она поверит ему и поможет, но если посчитает сумасшедшим - тогда что. Отрицательно покачав головой, больше для себя, чем для миссис Эвердин, Гейл встал, тихо скрипнув стулом, и поднялся к себе.
Поняв, что так дальше продолжаться не может и надо спасать парня, миссис Эвердин решила заманить Гейла к себе в больницу, чтоб тот поговорил с психиатром, опытным мужчиной преклонного возраста, который раньше тоже служил в столице.
Осуществить план было просто, ведь миссис Эвердин работала в главной больнице Дистрикта, которая так же была главным центром научных исследований в области медицины. Поэтому, на следующий день, придя на работу, женщина позвонила в центр охраны и объявила, что на больницу готовится нападение и что она волнуется. Как только звонок был сделан, запрос попал наверх, к Гейлу, и тот, узнав об угрозе жизни человека, приютившего его, самолично пошёл на проверку, взяв с собой несколько помощников.
Через час делегация была у дверей больницы. Естественно, никакой угрозы найдено не было, но, так или иначе, Гейл зашёл проведать миссис Эвердин в её кабинет, где она вместе с психиатром уже ждали парня.
— Миссис Эвердин, вы с порядке? — сухо спросил Хоторн, заметив постороннего в кабинете.
— Да, Гейл, конечно, — женщина ласково улыбнулась, — Познакомься, это мой друг, доктор Варисон.
Мужчины учтиво пожали друг другу руки и Гейл сел рядом на диван.
Беседа совсем не клеилась. Доктор Варисон задавал вопросы, мало что рассказывая, и уклончиво отвечая, миссис Эвердин тихо сидела и слушала обрывочные, несвязные ответы.
С самого входа в больницу Хоторн ощутил боль в висках, но не придал ей значения, ведь он сильно переживал за хозяйку дома в котором он жил. Но с каждой минутой, проведенной в больнице, боль становилась все сильнее, в ушах начало жужжать и пищать. Но Хоторн и вила не показал. Он сидел в кабинете и пытался логично ответить на нескончаемый поток вопросов. Боль становилась все сильнее, звуки громче, а держать нить разговора все сложнее. Гейл изо всех сил пытался не отключаться, не пропускать половину сказанного доктором, но у него получалось паршиво. Боль будто отбирала парня от реальности, поглощала, становилась нестерпимой. Ужасно хотелось кричать. Еще немного и у Гейла на глазах проступили слезы. Он с силой схватился за голову и до боли сжал короткие волосы, от чего и доктор Варисон и миссис Эвердин всполошились. Обоих очень напугало такое поведение молодого капитана. Женщина трясущимися руками взяла трубку стационарного телефона и вызвала кого-то.
— Успокойте это, — из последних сил, сквозь зубы прорычал парень, — Пожалуйста! — из глаз текли слёзы, а голова просто разрывалась, казалось что вот-вот свет погаснет и наступит мрак смерти, но этот миг все не наступал.
Гейл беспомощно мотал головой, пытаясь выкинуть жуткие звуки из головы, бил головой о стену, и выл, как воют самые безнадежные волки в глухом лесу. Выл как воют психи в агонии, как люди на пытках. Эта боль сносила реальность и Гейл уже не слышал не криков миссис Эвердин, ни вопросов врача Варисона, который пытался понять что с брюнетом и помочь ему.
В одно мгновение глаза ослепил свет, все звуки исчезли, их место заняла тишина, очень звонкая, поглощающая тишина и лёгкая ноющая боль в висках. Такое состояние бывает у умирающих за секунду до конца, но эта секунда все никак не заканчивалась, а в тишине проступал голос, наивный, детский, до боли знакомый голос, повторяющий одно и то же слово «Приди». Ноги сами собой понесли Гейла в неизвестном направлении по длинным коридорам больницы, и чем дальше Хоторн бежал тем сильнее, опять по нарастающей, звучало в голове слово, всего одно, будто там, внутри черепной коробки, заело пластинку. А парень всё бежал и бежал, потому что голос уже кричал «Приди. Приди! ПРИДИ!»…
***
Он очнулся резко, будто от кошмара, наполняя лёгкие живительным кислородом и усаживаясь на кровати. Белые стены палаты больно разъедают глаза, так что приходится их зажмурить. В висках чувствуется, как бежит кровь, лёгкое давление только ухудшает положение. Гейл инстинктивно хватается за голову, сжимая виски, и тогда боль на секунду отступает, а в глазах появляются жёлтые пятна. Он чувствует, как болят руки, медленно открывает глаза и пустым взглядом смотрит на тыльную сторону кистей. Кожа над суставами припухла, кое-где видны порезы, будто Гейл ожесточенно что-то бил кулаками. Глухой рев раздражения, переходит в стон отчаяния. Внутри, там, где должно быть сердце что-то гулко хрипит и сжимается, желудок урчит от тошнотного состояния, а на языке парень ощущает медный, тошнотворный привкус крови и желчи.
Он отключается через несколько минут от изматывающей, ломающей боли. Она словно поглощает его и сжирает всего без остатка.
Следующий раз Гейл Хоторн просыпается поздно ночью. Он чувствует что-то прикреплённое к его руке. Повернув голову он видит капельницу, вколотый в вену шприц и худой знакомый силуэт, сидящий у стены.
— Что со мной? — шепчет Гейл. Горло саднит, а лёгкие ни как не могут набрать нужное количество воздуха, чтобы говорить громче.
Фигура в кресле оживает. Она встаёт и поворачивается лицом к парню. Брюнет видит как миссис Эвердин медленно подходит к нему, садится на маленькую табуретку и кладет свою жилистую, покрытую мелкими морщинками руку на его.
— Гейл, — тихо, боясь нарушить тишину, — наконец ты очнулся, — мягкая улыбка появляется на старушечьем лице. Сейчас, в полумраке палаты, миссис Эвердин выглядит гораздо старее, и кажется более измотанной, чем обычно.
— Вы знаете, что со мной происходит, — брови сдвигаются к переносице, создавая большую складку. Гейл глухо глотает, когда старушка отрицательно мотает головой.
— Это все, — она тяжело вздыхает, — Очень странно… Ты просто выбежал прочь из моего кабинета и побежал вниз, к охраняемым этажам, оглушил охранника и минут пять долбился в одну из особых палат, до тех пор, пока не отключился.
— Что… Что за особые палаты? — еле выговорил парень, с недоумением взирая на женщину, заменившую ему мать в далёком дистрикте.