На мгновение Бартон подумал о своей собственной жене, Изабелле. Он не заметил ее в толпе, хотя это вовсе не означало, что ее здесь нет. Она будет искать его и не успокоится, пока не найдет.
Он протиснулся сквозь толпу к самому берегу, опустился на колени и зачерпнул воду ладонями. Вода была холодной, чистой и свежей. Он утолил жажду и вдруг почувствовал, что его желудок совершенно пуст. Он был голоден.
— Воды Реки Жизни, — сказал Бартон, задумчиво озирая водную гладь и стараясь не вспоминать о еде. — Стикса? Леты? Нет, не Леты. Я еще сохранил память о своей земной жизни.
— А я бы непрочь кое-что позабыть, — заметил Фригейт, отряхивая с пальцев капли влаги.
Алиса Харгривс опустилась на колени у самой воды и, опершись на руку, зачерпнула воду ладонью. У Бартона мелькнула мысль, что выглядит она в этой позе очаровательно. Ему было любопытно, не станет ли она блондинкой, когда ее волосы отрастут — если они отрастут вообще. Вероятно, тот, кто поместил сюда людей, преднамеренно лишил их волос по какой-то причине, ведомой только ему одному.
Они взобрались на верхушку ближайшего к ним грибообразного сооружения; казалось, оно состоит из цельной глыбы серого гранита, пронизанного красноватыми прожилками. На его плоской поверхности располагалось около семисот выемок, распределенных примерно по пятидесяти концентрическим окружностям. В центральном углублении стоял одинокий серый цилиндр. Его внимательно рассматривал какой-то смуглый человек с большим носом и слегка скошенным подбородком. Когда они приблизились к нему, он поднял голову и улыбнулся.
— Не открывается, — сказал он по-немецки. — Наверное, это можно будет сделать позже. Я уверен, что его специально поместили сюда. Нам подсказывают, как нужно поступить с нашими собственными контейнерами.
Он представился как Лев Руах и, когда Бартон, Фригейт и Харгривс назвали свои имена, перешел на сильно акцентированный английский,
— Я был атеистом, — признался он, обращаясь скорее к самому себе, чем к остальным. — Теперь же — не знаю! Это место глкоо страшное потрясение для атеиста, как и для искренне верующих, которые представляли свою загробную жизнь совершенно иначе. Что ж, значит, я ошибался! Со мной это случается не впервые! — он рассмеялся и тут же обратился к Монату. — Я узнал вас. Должен заметить, что вам очень повезло с местом воскрешения — здесь, в основном, люди девятнадцатого века. Иначе вас бы давно линчевали.
— За что же? — удивленно спросил Бартон.
— Он уничтожил все человечество, — сказал Фригейт. — Точнее говоря, я полагаю, что дело ограничилось только людьми.
— Сканирующий деструктор, — печально кивнул таукитя-нин, — был настроен только на вид Гомо Сапиенс. Весь остальной животный мир Земли остался в неприкосновенности. Кроме того, деструктор не мог истребить все человечество — он прекращает свое действие при достижении определенного числа жертв. К сожалению, это число достаточно велико... Поверьте, друзья мои, я не хотел всего этого. Вы не представляете, что я испытал, прежде чем решился нажать кнопку. Но я был вынужден защищать свой народ. Вы, люди, вынудили меня пойти на это преступление.
— Все началось с того злополучного телевизионного интервью, — пояснил Фригейт, заметив недоумение на лице Бартона. — Монат, к своему несчастью, упомянул, что их ученые нашли способ, позволяющий предотвратить старение организма. Фактически это открывало дорогу к бессмертию. Однако мудрые соотечественники Моната наложили запрет на подобное знание — из высших моральных соображений. Но когда ведущий передачи спросил, можно ли использовать открытие таукитян в условиях Земли, Монат чистосердечно признался, что не видит технических или биологических причин, по которым этого нельзя было бы сделать. Однако, добавил он, его народ отверг искус вечной молодости из самых благих побуждений, — и, безусловно, аналогичный запрет должен распространяться на земное человечество. Только в этот момент чиновник правительства, следивший за ходом интервью, сообразил, какая взорвалась бомба. Он прервал передачу, но было уже слишком поздно.
— Затем, — подхватил Лев Руах, — американское правительство сообщило, что пришелец неправильно понял вопрос. Его плохое знание английского языка якобы привело к ошибке. Но никто этому не поверил. Население Штатов—да, впрочем, и всего остального мира — потребовало, чтобы Монат открыл секрет вечной молодости.
— Но я не был посвящен в эту тайну, — печально кивнул головой Монат. — И ни у кого из членов нашей экспедиции не было таких знаний. Фактически, даже на нашей планете запретным знанием владеют считанные люди. Однако, когда я попытался это объяснить, ничего хорошего не получилось. Все считали, что я лгу. Поднялся бунт, толпа смяла охрану нашего корабля и ворвалась в звездолет. У меня на глазах мои друзья были разорваны на куски, когда попытались образумить толпу. Какой там разум!