Крепко сжав ручку чаши, Бартон пустился бежать. Потеря серого цилиндра тоже означала смерть. Без чаши он либо погибнет от истощения, либо будет вести полуголодное существование, перебиваясь рыбой и побегами бамбука.
Ему почти удалось уйти. Он стремительно проскользнул в щель между телами двух гигантов, вцепившихся друг другу в плечи; каждый из них старался бросить противника наземь. Он увернулся от израненного великана, отступавшего под градом яростных ударов палицы врага. Он уже ринулся к открытому пространству равнины — но тут оба борца свалились почти прямо на него.
Он реагировал достаточно быстро и успел выскользнуть из-под падающих тел, но рука одного из гигантов задела его левую щиколотку. Удар был так силен, что вогнал ногу в землю; он упал вперед, закричав от дикой боли. Его нога, очевидно, была сломана, мышцы и сухожилия — порваны.
Тем не менее Бартон попытался встать и добраться до Реки. Сделав это, он сможет уплыть — конечно, если не потеряет сознание от боли. Он успел дважды подпрыгнуть на правой ноге, когда огромная рука схватила его сзади.
Он взлетел в воздух, перевернулся и был пойман раньше, чем упал на землю.
Титан держал его на весу, вытянув во всю длину руки. Чудовищные, могучие пальцы сжимали грудь Бартона. Он не мог вдохнуть воздух, его ребра были вдавлены внутрь.
Несмотря на это, Бартон не бросил чашу. И теперь он начал колотить ею по плечу гиганта.
Легко, словно собирался прихлопнуть муху, колосс взмахнул топором; камень звякнул о металл, и серый цилиндр был выбит из рук Бартона.
Гигант оскалил зубы и согнул руку, чтобы поднести Бартона поближе. Бартон весил сто восемьдесят фунтов, но чудовищная рука даже не дрогнула.
На мгновение Бартон повис в воздухе, глядя прямо в бледноголубые глаза, утонувшие под надбровными дугами. Огромный нос, похожий на хобот, пронизывали синеватые жилки вен. Губы выдавались вперед, словно подпертые мощными челюстями — но нет, не в этом дело, решил Бартон — просто губы были очень толстыми.
Затем титан взревел и поднял Бартона над головой, Бартон молотил кулаками по его огромной руке, сознавая всю бесполезность своих усилий; однако он не собирался умирать подобно изловленному и задушенному кролику. И хотя эта тщетная борьба почти полностью занимала его, он успел автоматически зафиксировать в памяти несколько деталей окружающего пейзажа.
Когда он очнулся, солнце только поднималось над пиками горного хребта. Хотя с тех пор, как он поднялся на ноги, прошло всего несколько минут, солнечный диск дожен был уже выйти из-за гор. Этого, однако, не произошло: солнце застыло в том же самом положении, в котором он первый раз увидел его.
Он заметил еще одну любопытную подробность. Местность слегка повышалась, что позволяло обозревать долину по крайней мере на четыре мили. Грейлстоун, у которого он находился, был последним. За ним тянулись только равнина и Река.
Это был конец — или начало обитаемой зоны.
У него не имелось ни времени, ни желания, чтобы осмыслить, что это значит. Он просто отметил это — пока боль, ярость и ужас продолжали терзать его тело. Внезапно, когда гигант уже приготовился разнести своим топором череп Бартона, он застыл и пронзительно вскрикнул. Его вопль показался Бартону похожим на свисток локомотива. Пальцы великана разжались, и Бартон упал на землю; затем он потерял сознание от жуткой боли.
Когда он пришел в себя, его грудь и нога горели как в огне. Сжав зубы, чтобы не завыть от боли, он попытался сесть; черные круги плавали перед его глазами, почти превратив день в ночь. Битва вокруг него продолжалась с прежним энтузиазмом, но он, похоже, оказался в зоне временного затишья. Радом с ним, подобный стволу вывороченного с корнями дерева, лежал труп гиганта, который собирался его убить. Затылок колосса, способный, казалось, выдержать удар парового молота, был разбит.
Около слоноподобного тела ползал на четвереньках еще один несчастный. Взглянув на него, Бартон на мгновение забыл о боли. Чудовищно израненный человек был Германом Герингом.
Они оба воскресли в одном и том же месте. У Бартона не было времени подумать о причинах такого удивительного совпадения. Боль снова начала терзать его. Но сквозь окутавший мозг туман страдания он заметил, что Геринг пытается что-то сказать ему.