Кошмары вернулись к нему в первую же ночь. Он начал кричать, потом выскочил из хижины и помчался к Реке. Иногда он останавливался и молотил кулаками воздух, словно сражался или отмахивался от каких-то невидимых созданий; затем падал на землю и катался в траве, продолжая яростную схватку с осаждавшими его мозг видениями. Бартон следовал за ним до самого берега Реки. Очевидно, Геринг собирался броситься в воду и покончить, в очередной раз, счеты с жизнью. Но внезапно он застыл на мгновение, потом тело его сотрясла дрожь; он отвернулся от Реки и снова окаменел подобно статуе. Глаза его были широко раскрыты, но он не видел ничего; казалось, это застывший, полный ужаса взгляд обращен только внутрь. Какие чудовищные призраки терзали его душу? Кто мог сказать?
Дар речи покинул Геринга. Его губы двигались безостановочно и беззвучно в течение десяти дней, которые он еще прожил. Все попытки Бартона накормить его оставались бесполезными — челюсти немца оставались судорожно сжатыми. Бартон наблюдал, как высыхало его тело, таяла плоть, западали щеки — пока сквозь туго натяную кожу не проступили кости. На десятое утро он забился в конвульсиях, потом приподнялся и вскрикнул. Через мгновение он был мертв.
Бартон произвел вскрытие трупа с помощью кремневых лезвий и пилок из обсидиана. При первом же прикосновении каменного острия вздутый мочевой пузырь Геринга лопнул и моча хлынула в брюшную полость.
Бартон продолжал свою работу; он собирался вытащить зубы немца, прежде, чем похоронить тело. Зубы являлись предметом торговли — их нанизывали на тонкие прочные сухожилия глубоководных рыб; изготовленные таким образом ожерелья ценились весьма высоко. Скальпу Геринга также нашлось применение. От своих врагов — индейцев шауни, обитавших на противоположном берегу Реки, шумеры переняли обычай снимать скальп. Эта традиция существовала у них в более цивилизованном варианте: из сшитых вместе скальпов делались накидки, юбки и даже занавеси. Хотя рыночная цена скальпа была много ниже, чем зубов, за него тоже можно было кое-что выручить.
... Прозрение наступило в тот момент, когда Бартон, обливаясь потом, копал могилу, около большого валуна у подножия горы. Он разогнул уставшую спину, чтобы сделать голоток воды и взгляд его случайно остановился на лице Геринга. Голова, лишенная волос, спокойные, застывшие черты... словно у спящего! Какая-то дверца открылась в его сознании — и он вспомнил!
Когда он пробудился в том огромном пространстве, заполненном телами, вытянутыми в бесконечные ряды, он видел это лицо. Оно принадлежало юноше в соседнем ряду. Тогда у Геринга, как и у всех спящих, голова была полностью лишена волос. Бартон успел бросить только один взгляд на него — прежде, чем его заметили и усыпили люди в летающей лодке. Когда он снова встретил Геринга, прошло больше года после Воскрешения; он не узнал своего соседа по пантеону спящих в этом шумном толстом человеке с копной светлых волос.
Но теперь он все вспомнил.
Могут ли их воскресители, расположенные так близко друг к другу, действовать синхронно? Если это действительно так, примерное совпадение во времени его смерти и смерти Геринга означало, что они оба пробудятся около одного и того же грейлстоуна. Геринг как-то пошутил, что их души, по воле владык речного мира, стали близнецами; возможно, он был не так уж далек от истины.
Бартон продолжал копать, проклиная одновременно и тяжелую работу, и свою неосведомленность; у него накопилось много вопросов и мало ответов. Если улыбнется удача и ему удастся заполучить в свои руки еще одного агента, то он выжмет из этика информацию любыми методами.
Следующие три месяца Бартон был занят изучением удивительного общества, в котором он очутился. Его поражал новый язык, сформировавшийся в результате смешения самоанского с древним шумерским. Так как шумеры были более многочисленны, их речь вначале доминировала, но это оказалось пирровой победой. В результате взаимной диффузии языков появился жаргон — с простейшим синтаксисом и до предела упрощенной системой склонений. Из грамматики было выброшено понятие рода; слова — синкопированы; глагольные формы — сведены к настоящему времени, которое использовалось также и для указания будущего. Прошедшее время определялось с помощью наречий. Сложные словесные конструкции были заменены простыми выражениями, понятными и шумерам, и самоанцам, хотя на первый взгляд они казались неуклюжими и нелепыми. Многие слова самоанского языка — с несколько измененным произношением — вытеснили из обихода шумерские слова.
Такие упрощенные наречия возникали в долине повсеместно. Бартон полагал, что если этики собирались записать и сохранить все человеческие языки, им стоило поторопиться. Исконные, чистые языки умирали — или, вернее, видоизменялись. Но, судя по тому, что было ему известно, Они уже завершили эту работу.