— Камень! — пожал плечами Шестаков, гоняя мысли, что это своего рода ориентир или указатель.
— Этим «камнем» я закрывала пещеру… задвигала вход в наше семейное укрытие, когда два года назад покидала эти места, — тёща, мастерски скинув рюкзак, метнулась к небольшому холмику… и уже через несколько секунд, упав на колени взвыла, прикрывая ладонями лицо, — У-у-уи-и-и-а-а-а!
Давненько не видел Алексей кровопийцу за подобными песнопениями… Но тут, даже ему, измотанному фокусами матушки своей красавицы, почему-то стало жаль эту многотысячелетнюю вампирку.
Вход в убежище — в их упырское надёжное жилище, которое веками скрывало кровожадное зло и служило самым настоящим и хитрым хищникам пусть не самой мягкой, но уютной колыбелью, был тупо завален густыми сухими сосновыми ветками.
— Ой, ё… — Лёшка во-время остановился в потоке словесного выражения накативших эмоций, дабы не попёрло его холопское воспитание простыми смертными, вперёд тех благородных манер, которые старались привить «высшие» новому члену их семьи.
Рыча и громко сопя, будто в ней заговорила иная натура, внюхиваясь во что-то по звериному, хищница раскидывала по сторонам, а проще говоря, рвала и метала на части то жалкое подобие нынешней двери в пещеру с сосновыми шишками и иголками.
Не прошло и минуты, как Айвтина, обнажив округлый вход в убежище, юркнула внутрь, в неизвестность, в темноту, словно ящерка. Только её и видели.
— Хрен поймаешь, — пропустил про себя Шестаков и, сбросив рюкзак, включив налобный фонарик, поспешил за вампирессой. Конечно, зрение у него было отменное, после произошедшей трансформаци, — Зачем лишний раз напрягаться, — рассуждал Алексей, —…когда у него с собой было клёвое достижение современности.
— Людишки! Жалкие, мерзкие людишки, — губы хищницы тряслись от злости… Да её всю, пробирало до мурашек и не по-детски колошматило. Даже нервным тиком дёргался левый глаз, — Они были здесь, — скалясь, сидя на коленях, вампирка ударила кулаками о землю и взвыла, — Ненавижу-у-у! Ненавижу-у-у!!!
Пока взволнованная тёща убивалась от горя, Лёшка, с любопытством осматривал всё вокруг, подсвечивая фонариком и успевая снимать видео и фото на цифровую «мыльницу».
Просторная, сухая подземная нора, в которой воняло разлагающимся трупом какой-то живности… с одним ящиком у стены, — иное краткое описание увиденному сложно было придумать.
— Ты хотел знать, что я заметила там в деревне? — громко вздохнула вампиресса, пропуская песочек сквозь растопыренные пальцы, — Почему мы так торопились сюда? — Айвтина повернула голову в сторону юного.
— Да я уже понимаю, — Шестаков кивнул…
— Ничего ты не понимаешь! — сколько в её голосе было злобы. — Пропали почти все ящики… И те кувшины, Алексей, с зельем. А там… в деревне возле дома, валялась глиняная посуда, так похожая на нашу! Я должна была проверить! Поэтому я так спешила сюда.
Лёшка даже не представлял, какие можно было подобрать слова, чтобы хоть как-то успокоить, утешить реально озверевшую тёщу. Будь он смертным, она бы его прямо здесь и вскрыла со всеми потрохами… да попутно внепланово омолодилась.
— Ты ещё вчера, сам говорил куда нам нужно идти, — бубнила древняя, — Я хорошо запомнила — дорога, карьер, снова дорога… А позже, когда я узнала знакомые мне места, мне уже не нужны были ни твои карты, ни что-то иное, — она выдавила из себя это с таким надрывом, что казалось, ещё минута… другая и коварную кровопийцу просто разорвало бы на части от гнева, — Ты чувствуешь эту вонь? — блеснули в свете фонаря глаза вампирессы.
— Угу! — молодой высший инстинктивно провёл пальцем по носу и шмыгнул.
— Смотри! — древняя резко скинула тяжёлую крышку с единственного уцелевшего ящика, отчего духман в каверне заметно усилился, — Они украли моё зелье, украли моё прошлое, мою историю и оставили нам взамен своего дохлого пса, — Айвтина смахнула выбежавшие из глаз слёзы, — Ненавижу, — пробормотала она вновь и, покусав губу, вытерла нос рукой.
Часть длинного деревянного ящика, покрытого смоляным бальзамом, о котором юному там много рассказывал Твантар, занимало тело мёртвой собаки, довольно крупных размеров.
Пока Шестаков запечатлевал на камеру для истории содержимое, так называемого — гроба, Айвтина как-то подозрительно успокоилась, закопошилась и, не обронив больше ни слова, неожиданно для молодого «высшего», той же прыткой ящеркой, юркнула назад из пещеры.