Но я вновь почувствовал интерес к происходящему, когда услышал хорошо знакомый голос:
— Господин председатель! Могу ли я просить о том, чтобы мне уделили пять минут?
Я оглянулся. Это был профессор Бернардо де ля Паз, изящный мужчина с волнистыми седыми волосами. Не знаю, сколько ему было лет, но, когда я, ещё мальчишкой, впервые встретился с ним, он уже был старым.
Когда его выслали, я ещё на свет не родился. Он не был каторжником. Он, как и Надсмотрщик, был политическим ссыльным. Но, поскольку он был выслан за подрывную деятельность, вместо тёпленького местечка в «надсмотрщиках» профессор оказался на помойке. Хочешь — живи, а хочешь — помирай с голоду.
Он, вне всяких сомнений, мог пойти работать в любую из школ Луна-Сити, но он этого не сделал. Я слышал, что какое-то время он работал мойщиком посуды, затем сидел с детьми, собрав сначала небольшую группу детишек, а затем целый детский сад. Когда я впервые встретил его, он руководил своим детским садом, к которому уже успели добавиться обычная школа и школа-интернат. В его заведении работало ещё тридцать учителей.
Я тоже учился у него, хотя и не жил никогда в его школе-интернате. Профессор мне нравился. Он мог научить всему на свете. Если ему было трудно справиться с чем-либо, он говорил об этом прямо; он никогда не притворялся, что знает больше, чем знал на самом деле. Я учился у него алгебре и к тому времени, когда мы добрались до квадратных уравнений, поправлял его ошибки столь же часто, как и он мои.
Под его руководством я начал изучать электронику и очень скоро сам начал учить его. Тогда он перестал брать с меня плату, и мы двигались вперёд вместе до тех пор, пока он не нашёл инженера, готового заняться просветительской деятельностью и заработать таким образом немного денег. Мы оба платили нашему новому преподавателю, и профессор старался не отставать от меня, хотя у него получалось плохо и медленно, но он был счастлив тем, что может развивать свой разум.
Председатель постучал своим молоточком:
— Мы рады предоставить профессору де ля Пазу столько времени, сколько ему необходимо, — а вы там, в задних рядах, замолчите. Пока я не начал колотить этим молотком прямо по вашим головам.
Профессор вышел вперёд, и возбуждение улеглось настолько, насколько это возможно для селенитов, — его уважали.
— Я не займу у вас много времени, — начал он. Затем он сделал паузу, посмотрел на Вайоминг, оглядел её с ног до головы и присвистнул. — Прекрасная сеньорита, — сказал он, — можете ли вы простить несчастного? Мне весьма неприятно, что я вынужден не согласиться с тем манифестом, который вы столь красноречиво изложили.
— Не согласиться! Почему? — взъерепенилась Вайо. — Всё, что я сказала, — правда!
— Пожалуйста! Я не согласен с вами только по одному пункту. Можно мне продолжить?
— Продолжайте.
— Вы правы в том, что от Администрации необходимо избавиться. То, что безответственный диктатор призван управлять нами, вмешиваясь в основные сферы нашей экономики, — смешно, отвратительно и невыносимо. Это наносит удар по одному из основных прав человека — праву совершать сделки на свободном рынке. Но, при всём уважении к вам, я должен отметить, что вы ошибаетесь, когда говорите, что нам следует продавать на Терру пшеницу, или рис, или вообще какие-либо продукты питания. Нам вообще не следует экспортировать продовольствие, ни за какую цену.
— Что я тогда буду делать с пшеницей? — вмешался в разговор фермер, который рассказывал о своих проблемах.
— Пожалуйста, не спешите! Было бы разумным экспортировать нашу пшеницу, если бы в обмен мы получали бы с Терры, в соотношении тонна за тонну, то, что нам нужно. Воду. Нитраты. Фосфаты. Именно тонну за тонну. Иначе никакая цена не окажется достаточно высокой.
— Подождите минутку, — сказала Вайоминг фермеру, а затем обратилась к профессору: — Они не могут поступить так, и вы это знаете. Отсылать корабли вниз, на Терру, стоит недорого, но посылать их наверх, на Луну, — очень дорого. Но нам не нужна ни вода, ни минеральные удобрения. То, что нам действительно нужно, не требует таких расходов на доставку. Нам нужны инструменты, лекарственные препараты. Процессоры. Кое-какое оборудование. Программное обеспечение. Я много времени уделила изучению этого вопроса, сэр. Если мы сможем получать хорошие цены на свободном рынке…
— Пожалуйста, мисс! Можно я продолжу?
— Давайте! Мне не терпится опровергнуть вас.
— Фред Хаузер рассказал нам, что становится всё сложнее находить лёд. Это чистая правда. В настоящее время это не больше чем скверная новость, но для наших внуков это обернётся настоящим бедствием. Луна-Сити следовало бы использовать сейчас ту же самую воду, что и двадцать лет назад… постепенно добавляя к ней воду, добытую изо льда, для того чтобы обеспечить потребности растущего населения. Но если задуматься, то мы используем воду только один раз — в одном полном цикле, тремя разными способами. А затем отправляем её в Индию. В виде пшеницы. Несмотря на то что пшеница обрабатывается вакуумом, она тем не менее содержит в себе столь драгоценную воду. Зачем нам отправлять воду в Индию? У них там целый Индийский океан! Но то, что содержится в этом зерне помимо воды, — ещё большая ценность, которой недопустимо разбрасываться: минеральные вещества для растений получить труднее, чем воду, несмотря даже на то, что мы извлекаем их из скальных пород. Товарищи, поймите же меня: каждая партия груза, которую отправляют на корабле на Землю, обрекает ваших внуков на медленную смерть. Чудесный процесс фотосинтеза и круговорот веществ в пищевых цепочках, включающих в себя растения и животных, представляют собой замкнутый цикл. Вы разомкнули этот цикл, и теперь ваши жизненные силы утекают вниз, на Землю. Вам не нужны никакие высокие цепы — деньги нельзя есть. Вам нужно — всем нам нужно — положить конец этому расточительству. Эмбарго, полное и абсолютное. Луна должна быть самодостаточной!