И затем: «Los Hijos de la Noche»:[37]
Мы позавтракали на асиенде Эль-Гентро, и тут Фиденчио предложил мне поехать дальше на его лошади.
Эскадрой был уже далеко, всадники, растянувшись на полмили, мелькали среди кустов черного мескита. Впереди них колыхался крохотный красно-бело-зеленый флаг. Горы скрылись за горизонтом, и мы ехали теперь по огромной чаше пустыни, края которой задевали раскаленную синеву мексиканского неба. Теперь, когда я расстался с каретой, глубокая тишина, невыразимый покой окружили меня. На пустыню нельзя смотреть со стороны — вы сливаетесь с нею, становитесь ее частью.
Пришпорив лошадь, я скоро догнал эскадрон.
— Эгей, мистер! — вопили всадники. — Гляди, мистер наш верхом! Que tal, мистер? Как дела? Хочешь воевать вместе с нами?
Но капитан Фернандо, ехавший впереди колонны, обернулся ко мне и рявкнул:
— Сюда, мистер! — Он весь сиял от радости. — Поедем вместе! — кричал он, хлопая меня но спине. — Пей! — И он протянул мне бутылку sotol, наполовину опорожненную. — Пей до дна, докажи, что ты мужчина.
— Как будто многовато, — засмеялся я.
— Пей! — закричали кавалеристы, и почти весь эскадрон сгрудился вокруг меня. Я осушил бутылку до дна. Раздался взрыв хохота и рукоплесканий. Фернандо перегнулся и крепко пожал мне руку.
— Здорово пьешь, compañero![38] — заорал он, покатываясь со смеху.
Меня принялись расспрашивать, буду ли я драться вместе с ними? Откуда я приехал? Чем я занимаюсь? Большинство никогда не слыхало слова «репортер», а один, мрачно взглянув на меня, высказал мнение, что я гринго и порфирист[39] и меня нужно расстрелять.
Остальные, однако, с этим не согласились. Ни один порфирист не выпьет одним залпом столько sotol. Исидро Амайо заявил, что он в первую революцию служил в бригаде, при которой был репортер, и его называли «Correspon-sal de Guerra».[40] Нравится ли мне Мексика? Я ответил, что очень люблю Мексику и мексиканцы тоже мне нравятся. И еще мне нравятся sotol, aguardiente, mescal, tequila, pulque[41] и разные мексиканские обычаи. Это вызвало настоящий взрыв восторга.
Капитан Фернандо наклонился в седле и похлопал меня по плечу:
— Значит, ты заодно с народом. Когда революция победит, у нас будет народное правительство — правительство бедноты. Вот эта земля, по которой мы проезжаем, раньше принадлежала богачам, а теперь принадлежит мне и моим compañeros.
— А вы будете служить в армии? — спросил я.
— Когда революция победит, тогда совсем не будет армии, — ответил он, к моему изумлению. — Народ ненавидит армию. Ведь дон Порфирио грабил нас с помощью армии.
— А если Соединенные Штаты вторгнутся в Мексику?
Поднялась настоящая буря.
— Мы храбрее американцев. Проклятые гринго дальше Хуареса не продвинутся… Мы им покажем!.. Мы их сразу прогоним обратно, а на другой день сожжем их столицу!..
— Да, — сказал Фернандо, — у вас больше денег и больше солдат. У нас встанет весь народ. Нам не нужна армия. Народ будет сражаться за свои семьи, за своих жен.
— А вы за что сражаетесь? — спросил я.
Хуан Санчес, знаменосец, удивленно посмотрел на меня:
— Да ведь сражаться хорошо. Не надо работать в рудниках…
— Мы сражаемся за то, чтобы Франсиско Мадеро опять был президентом, — сказал Мануэль Паредес.
Это необычайное требование значится в программе революции. И повсюду солдат-конституционалистов называют «мадеристами».
— Я знал его, — продолжал Мануэль. — Всегда он был такой веселый, всегда смеялся.
— Да, — начал другой, — бывало, когда кто-нибудь провинится и его хотели убить или посадить в тюрьму, Маlеро говорил: «Подождите, дайте мне с ним поговорить. Я думаю, он исправится».