Мы с Хуаном Санчесом давно уже завернулись в наши одеяла, а музыка и громкие возгласы танцующих по-прежнему не затихали. Была, должно быть, уже полночь, когда кто-то открыл дверь и закричал:
— Мистер! Oiga, мистер! Вы спите? Идемте танцевать! Arriba! Andale![48]
— Я хочу спать! — ответил я.
После некоторого пререкания посланный ушел, но минут через десять вернулся.
— Капитан Фернандо приказывает вам явиться немедленно. «Vamonos!»[49]
Теперь проснулись и остальные.
— Идите плясать, мистер! — кричали они.
Хуан Санчес уже натягивал сапоги.
— Мы идем, — сказал он. — Мистер будет танцевать! Капитан приказывает. Идемте, мистер!
— Я пойду, если пойдет весь эскадрон, — сказал я. Мои слова были встречены дружными воплями и хохотом. Все начали одеваться.
Всей толпой, человек в двадцать, мы подошли к дому. Пеоны, сгрудившиеся у дверей и окон, расступились, чтобы дать нам дорогу.
— Мистер! — слышались крики. — Мистер будет плясать!
Капитан Фернандо обхватил меня за плечи и закричал:
— Пришел, пришел, compañero! Давай танцуй! Давай, давай! Сейчас сыграют хоту!
— Но я ведь не умею танцевать хоту!
Патричио, весь раскрасневшись и тяжело дыша, схватил меня за руку:
— Идемте! Это нетрудно. Я познакомлю вас с лучшей девушкой в Сарке!
Мне ничего больше не оставалось. Окно было залеплено любопытными, человек сто толпились у дверей. Танцы были устроены в хижине пеона — обыкновенная выбеленная комната с неровным земляным полом. Две свечи освещали музыкантов. Раздались звуки «Puantes a Chihuahua».[50] Наступила тишина, полная затаенных усмешек. Я обнял девушку и начал с ней ходить вокруг комнаты, что всегда предшествует танцам. Мы неловко провальсировали с ней минуты две, как вдруг раздались крики:
— Ого! Ого! Пора!
— Что нужно делать теперь?
— Vuelta![51] Vuelta! Отпусти ее! — оглушительно кричали все.
— Я ведь не умею.
— Этот дурак не умеет танцевать! — взвизгнул кто-то. Другой затянул насмешливую песенку:
Вдруг на средину пола выскочил Патричио, а за ним — Сабас, и каждый выхватил себе партнершу из ряда женщин, сидевших в одном конце комнаты. И когда я отвел свою даму на место, они начали выделывать «vueltas». Сделав несколько па вальса, мужчина завертелся один, отступив от девушки, закрыв лицо одной рукой и щелкая пальцами другой; девушка, упершись одной рукой в бок, приплясывая, шла за ним. Они подходили друг к другу, отступали, кружились. Все девушки были коренасты и неуклюжи, с тупыми лицами и плечами, сгорбленными от вечной стирки и перемалывания кукурузы. Некоторые мужчины были обуты в сапоги, другие — босы, почти при всех были револьверы и патронные ленты, а у некоторых за плечами висели винтовки.
Перед каждым танцем пары обходили вокруг комнаты, делали два тура и опять начинали обход. Помимо хоты танцевали еще тустеп, вальс и мазурку. Все девушки упорно глядели в землю, не говорили ни слова и тяжело прыгали вслед за своими партнерами. Прибавьте к этому земляной пол с выбоинами на каждом шагу, и вы поймете, что это была утонченнейшая пытка. Мне казалось, что я танцую уже вечность, подгоняемый хором голосов:
— Пляши, мистер! Держись! No gloje! He отставай!
Потом опять танцевали хоту, и тут я чуть не попал в беду. На этот раз я танцевал удачно — с другой дамой. Потом, когда я пригласил мою первую партнершу на тустеп, она пришла в бешенство.