Когда казначей наконец, спотыкаясь, прочел все параграфы, в которых указывалось, как можно получить земельный надел и т. д., наступило молчание.
— Вот это и есть мексиканская революция! — воскликнул Мартинес.
— Это как раз то, что делает Вилья в Чиуауа, — сказал я, — Это великолепно. Теперь каждый из вас будет иметь свою ферму.
Раздались веселые смешки. Потом с пола поднялся какой-то маленький лысый человек с грязными рыжими бакенбардами и сказал:
— Только не мы — не солдаты. Когда революция окончится, в солдатах минует нужда. А землю получат pacificos — те, кто не ходил воевать. И будущее поколение…
Он остановился и протянул свои рваные рукава к огню.
— До воины я был школьным учителем и знаю, что революции и республики всегда неблагодарны. Я сражаюсь вот уже три года. После первой революции великий Мадеро, наш отец, пригласил всех своих солдат в столицу. Он наградил нас всех одеждой, хорошо угощал, устраивал для нас бои быков. Мы разъехались по домам, и оказалось, что у власти опять стоят хищники и грабители.
— Когда я вернулся с войны, у меня было сорок пять песо в кармане, — сказал кто-то.
— Ты еще счастливец, — продолжал школьный учитель, — нет, выгоду от революции получают не солдаты, не голодные, оборванные, простые солдаты. Офицеры — другое дело. Те нередко жиреют на крови родины. Но мы — никогда.
— А за что же вы боретесь в таком случае? — воскликнул я.
— У меня растут два сына, — ответил он. — Вот они получат землю. А у них будут свои сыновья. Те тоже не будут голодать… — Маленький человечек скривил рот в улыбку. — У нас в Гвадалахаре есть поговорка: «Не носи сорочку длиной в одиннадцать ярдов, ибо тот, кто хочет быть Спасителем, будет распят».
— А у меня нет сына, — сказал четырнадцатилетний Хиль Томас, и все покатились со смеху. — Я сражаюсь за то, чтобы достать себе новенькую винтовку у какого-нибудь убитого федералиста и хорошую лошадь, которая прежде принадлежала миллионеру.
Шутки ради я спросил кавалериста, у которого к мундиру был приколот портрет Мадеро, кто это такой.
— Pues, quien sabe, senor? — ответил он. — Мой капитан говорит, что это был великий святой. Я сражаюсь потому, что это гораздо легче, чем работать.
— А часто ли вам платят за службу?
— Мы получили по три песо ровно девять месяцев назад, — сказал учитель, и все кивнули, подтверждая его слова. — Мы настоящие добровольцы. Вот gente Вильи — профессионалы.
Затем Луис Мартинес принес гитару и пропел прелестную любовную песенку, которую, по его словам, как-то вечером сложила проститутка в борделе.
Последнее, что я припоминаю о той памятной ночи, — это слова Гино Терека, когда мы болтали с ним, лежа рядом в темноте.
— Завтра я покажу тебе золотые прииски испанцев. Они — в глухом каньоне среди западных гор. Никто не знает о них, кроме индейцев и меня. Индейцы иногда ножами откапывают там самородки, Мы станем с тобой богачами…
Глава X
Набег
На следующее утро, еще до восхода солнца, Фернандо Сильвейра, уже совсем одетый, вошел в нашу комнату и начал спокойно будить нас, объявляя, что наступают colorados. Хуан Валехо рассмеялся.
— Сколько их там, Фернандо?
— Да не меньше тысячи, — отвечал Сильвейра все тем же спокойным голосом, ища свои патронные ленты.
Во дворе царила необыкновенная суета. Солдаты поспешно седлали лошадей. Дон Петронило стоял полуодетый возле своей двери; его подруга пристегивала ему саблю. Хуан Сантильянес с лихорадочной поспешностью натягивал на себя брюки. Повсюду щелкали затворы винтовок. Десятка два солдат бесцельно бегали взад и вперед, расспрашивая всех, не видели ли они того-то и того-то.
И все-таки, казалось, никто не верил, что colorados в самом деле наступают. Бледный квадрат неба над внутренним двориком обещал еще один жаркий день. Кукарекали петухи. Где-то мычала корова. Мне вдруг страшно захотелось есть.
— А где они сейчас? — спросил я.
— Совсем близко.
— А наш аванпост — отряд у Пуэрты?
— Спит! — сказал Фернандо, опоясываясь патронной лентой.
В комнату, путаясь в своих огромных шпорах, вошел Пабло Арриола.
— Сперва показалась небольшая кучка кавалеристов человек в двенадцать. Наши ребята в Пуэрте думали, что это обычный разъезд. Отогнав их, они принялись за завтрак. И вдруг — сам Аргумедо, а с ним сотни и сотни…
— Но ведь двадцать пять человек в этом проходе могли бы задержать целую армию, пока не подоспела бы помощь…