– Как я могу тайно передавать какие бы то ни было сведения отсюда? – спросил я. – Ведь мы в четырех днях езды от ближайшего телеграфа?
– О, я знаю, – хитро подмигнул он и погрозил мне пальцем. – Я знаю много кое-чего; у меня недаром голова на плечах.
Майор встал. Его подагрические ноги были обмотаны огромным количеством шерстяных бинтов и напоминали огромные tamales.[53]
– Мне прекрасно известно, что такое американские дельцы. В молодости я много учился. Эти американские тресты проникают в Мексику, чтобы грабить мексиканский парод…
– Вы ошибаетесь, майор! – резко прервал его дон Петронило. – Этот сеньор – мой друг и гость.
– Послушайте, что я вам скажу, mi Coronel,[54] – воскликнул Саласар с неожиданной злобой. – Этот сеньор – шпион. Все американцы – порфиристы и уэртисты. Послушайтесь предупреждения, пока еще не поздно. У меня недаром голова на плечах. Я вижу всех насквозь. Возьмите этого гринго, выведите в пустыню и расстреляйте немедленно. А не то потом пожалеете.
Все остальные заговорили разом, их голоса были приглушены выстрелами и криками.
В кухню вбежал кавалерист.
– Солдаты взбунтовались! – закричал он. – Не хотят повиноваться приказам.
– Кто не хочет? – спросил Петронило.
– Gente Саласара!
– Дрянной народ! – объяснил Никанор, когда мы кинулись наружу. – Бывшие colorados, попавшие в плен при взятии Торреона. Присоединились к нам, чтобы мы их не расстреляли. Сегодня им было приказано охранять Пуэрту.
– До завтра! – вдруг перебил его Саласар. – Я иду спать!
Хижины пеонов в Ла-Кадене, где были расквартированы солдаты, тянулись с внутренней стороны большого четырехугольного двора, куда вело двое ворот. Мы насилу пробились в первые ряды сквозь толпу женщин и пеонов, которые, отталкивая друг друга, старались выбежать наружу. Внутри двора горело два-три маленьких костра, да из открытых дверей падали полосы тусклого света. Напуганные лошади сбились кучей в дальнем углу. Солдаты с винтовками в руках как безумные бегали взад и вперед. Посредине двора стояла группа солдат, человек в пятьдесят, почти все с оружием наготове, словно собираясь отразить атаку.
– Охранять ворота! – закричал полковник. – Никого не выпускать без моего разрешения!
Бегущие солдаты начали скапливаться у ворот. Дон Петронило один вышел на середину двора.
– В чем дело, compañeros? – спокойно спросил он.
– Они хотели всех нас перебить! – закричал кто-то в темноте. – Они хотели бежать! Они хотели предать нас colorados.
– Врешь! – закричали те, что стояли посреди площади. – Мы gente Мануэля Арриета, дон Петронило нам не начальник.
Внезапно мимо нас скользнул Лонгинос Терека. Безоружный, он начал выхватывать у восставших винтовки и отшвыривать их далеко в сторону. Минуту казалось, что взбунтовавшиеся набросятся на него, но они не стали сопротивляться.
– Разоружить! – приказал дон Петронило. – И всех взять под стражу!
Арестованных согнали в одну большую комнату и поставили у дверей часовых. Далеко за полночь было слышно, как они распевали веселые песни.
У Петронило остался теперь отряд всего в сто человек, несколько лишних лошадей с язвами на спинах и тысячи две патронов. Саласар на следующее утро уехал, предварительно посоветовав расстрелять всех его gente; он был, видимо, доволен, что отделался от них. Хуан Сантильянес тоже стоял за немедленную казнь, но дон Петронило решил всех мятежников отправить к генералу Урбине для суда,
Глава IX
Последняя ночь
Дни в Ла-Кадене были пестры и своеобразны. На заре, когда вода была подернута льдом, в огромный двор влетал галопом кто-нибудь из солдат, таща за собой на лассо упирающегося быка. Человек пятьдесят оборванных солдат, в нахлобученных на самые глаза сомбреро и по уши закутанных в серапе, устраивали импровизированный бой быков под аккомпанемент веселого хохота остальных сотрапeros. Они размахивали одеялами, выкрикивая то, что обычно кричат участники боя быков. Кто-нибудь начинал крутить хвост взбешенному животному. Другой, менее терпеливый бил быка саблей плашмя. Вместо бандерилий животному всаживали в плечи кинжалы – горячая кровь струей била в лицо нападавшим, когда бык устремлялся на них. Когда же наконец милосердный нож вонзался быку в мозг и он падал, солдаты гурьбой набрасывались на его тушу, резали и рвали животное на части, унося куски горячего мяса в свои казармы. Внезапно из-за Пуэрты выплывало раскаленное добела солнце и сразу начинало жечь лицо и руки. Лужи крови, линялые серапе, огромное бурое пространство пустыни начинали переливаться радужными красками.
Дон Петронило за время кампании конфисковал несколько карет. Мы часто пользовались ими во время своих экскурсий – мы пятеро. Однажды мы съездили в Сан-Педро-дель-Гальо смотреть бой петухов, другой раз мы вдвоем с Гино Терека отправились осматривать баснословно богатые золотые прииски испанцев, которые были известны только ему одному. Но мы доехали только до Брукильи и там целый день валялись в тени деревьев и ели сыр.
Каждый вечер отряд, охранявший проход Пуэрта, быстрой рысью направлялся к своему посту; заходящее солнце играло на дулах винтовок и патронташах, сменный отряд уже совсем в темноте возвращался на ночь в Ла-Кадену.
Приехало четверо бродячих торговцев, которых я видел в Санто-Доминго. Они привели с собой четырех ослов, нагруженных macuche, чтобы торговать с солдатами.
– Это мистер! – вскричали они, когда я подошел к их костру. – Que tal? Как дела? Неужто не боитесь colorados?
– Как идет торговля? – спросил я, принимая от них в подарок полную пригоршню macuche.
Они громко расхохотались.
– Торговля! Было бы лучше, если бы мы остались в Санто-Доминго. У ваших солдат не хватит денег даже на одну сигару!..
Один из них запел знаменитую балладу «Утренняя песнь Франсиско Вильи». Он пропел один куплет, его сосед пропел еще куплет – и так дальше по кругу. Каждый певец по-своему воспевал подвиги Великого генерала. Полчаса я лежал у их костра, глядя, как они сидят, уткнув голову в колени, и багровые отблески костра играют на их простых смуглых лицах. Пока один пел, остальные глядели в землю, увлеченно сочиняя свои строки:
Тут я потихоньку ушел, но они этого даже не заметили. Они пели у своего костра еще часа три.
В нашей казарме меня ожидало еще одно развлечение. В клубах дыма от костра на полу, заполнявшего все помещение, я с трудом мог различить человек сорок кавалеристов, сидевших и лежавших на полу. В глубоком молчании они слушали, как казначей Сильвейра читает вслух воззвание губернатора штата Дуранго, в котором заявлялось, что земли крупных асиенд будут поделены между бедняками.