— Почему десять? Двадцать.
— Хорошо, двадцать. Из-за двадцати мешков кофе плыть черте куда?
— Так всего лишь год.
— Полтора, не меньше.
— Но вы же сказали, что готовы отдать за него десять лет жизни?
— Ха, Владимир, ты меня уел. Я, конечно, тоже немного сумасшедший, по Волге до Камы в одиночку ходил, но поверь мне, мальчик, поход в Эфиопию — это на самом пределе возможностей всех наших общин вместе взятых. И без достаточно веской причины рисковать жизнями десятка крепких мужчин — это, как минимум, неразумно.
— А пять крепких мужчин и одна женщина туда дойдут?
За столом повисла пауза и все взгляды сошлись на сказавшем это Денисе, который с невинным видом обгладывал гусиную косточку.
— Господи, у меня дежавю, — прервал молчание самый старший участник разговора. — Денис Воронцов.
— Что?
— Нет, я не о тебе, а о твоем отце, Денисе Воронцове.
— Не поняла, — насторожилась Маша. — Почему вы о нем вспомнили?
— Это была его идея отправить экспедицию в Индию. Мы примерно так же сидели в беседке у детской площадки в Кумшаке, и он так же огорошил всех своим рисковым предложением. Только речь шла не о кофе, а о хлопке и цитрусовых.
— Вот тебе и гены, — Глеб был явно ошарашен. Он, как и все, хорошо знал о судьбе Дениса Воронцова-старшего, который восемь лет назад возглавил экспедицию в долину Инда. Экспедицию, пропавшую без следа. Два года спустя спасательная партия дошла до устья реки Куры в Южном Каспии. Последний след экспедиции — традиционный знак в виде высокого треножника из древесных стволов — был найден на Апшеронском полуострове. В его основании в горшке лежала глиняная табличка с датой и надписью 7+, означавшей, что у всех семерых участников экспедиции все в порядке. Тщательно проверили устье Куры, но ничего не нашли. Идти еще южнее — к устью следующей большой реки, в Иране — поисковики не решились, приближался сезон штормов. Для немногочисленного людского сообщества это был очень серьезный удар судьбы. Семеро сильных мужчин, отцов семейств одномоментно исчезли навсегда.
— А ты знаешь, парень, я ведь без малого в ту экспедицию не пошел. Я был запасным, сопровождал их до Волги, помогал перевозить струг, да, один в один как наш.
— Вы, кажется, и в поисковую партию входили? — заблестели глаза Маши.
— Да. Я — из Кумшака, двое — из Калитвы и четверо — из Северска. По мне, так можно было пойти дальше, к Ирану, но остальные не особо рвались. Я даже подумывал пойти туда в одиночку, но не хотелось ослаблять команду, все-таки путь назад предстоял нелегкий. Так и случилось. Много шли на веслах, попали в сильный шторм, отсиживались несколько дней на берегу, почти на барханах.
— Как вы думаете, что с ними на самом деле случилось?
— Основная версия звучит правдоподобно. Лодку, идущую под парусом, действительно могло перевернуть неожиданным шквалом и штормом отнести в открытое море.
— А если они все-таки дошли туда? Если их там что-то задержало?
— Прошло восемь лет. Что может задержать на такой срок?
— Или кто-то…
— Маша, оставь это для детских страшилок.
— Причем тут страшилки? — девушка посмотрела в глаза собеседнику. — Если здесь есть мы, то могут быть и другие!
— Это нереально. Мы бы давно уже заметили какие-то следы.
— Нереально?! А то, что мы все сидим в убогой халупе там, где должны стоять небоскребы миллионного города, это реально?!
— Ну какие в Астрахани небоскребы? Максимум шестнадцатиэтажки.
— Блин, шестнадцатиэтажки! Шестнадцати — этажки! Вы понимаете, что вы такое говорите?! Самый высокий дом, который я видела, был в четыре этажа! И тот развалился.
— Ну не заводись, не заводись. Успокойся. Я понимаю твои чувства.
— Мои чувства? — голос ее задрожал. — Через неделю брата утопят, а меня отымеют всей командой. Вот и все чувства. Простые человеческие чувства.
— Спокойно, спокойно, девочка, — примирительно приподнял руки Андреич. — По-моему ты переутомилась, уже накручиваешь сама себя. Мы не совсем еще озверели, и законы никто не отменял.
— Законы, — ее лицо исказила гримаса. — Радомиру плевать на законы. Его Светка часто синяки под платком прятала. Может и умерла в сорок лет от этого. Вот вам и законы.
— А ты откуда знаешь?
— Мама говорила! Она врать не стала бы.
— Ой, ладно, пойдемте на свежий воздух, — Глеб первым не выдержал эмоционального накала. — Завтра на свежую голову все порешаем.