— Держи! Я за новым крепежом, — крикнул он Глебу и бросился с топором к ближайшему дереву.
Они сидели под восстановленным тентом, наблюдая за неистовством бури и щурясь от прилетающих снаружи мелких брызг. Руслан, мокрый и грязный, повернулся удостовериться, хорошо ли спрятаны мешки с продовольствием, и встретил взгляд Маши. Та пристально смотрела на него, и ему показалось, что капли на ее лице были не от дождя, а от слез. Он был в полном недоумении.
Потом ветер утих — почти так же неожиданно, как и начался. Вскоре прекратился и дождь.
Без особых происшествий следующие несколько дней двигались вдоль безжизненного берега. В этой зоне полупустынь даже животные встречались не часто. Однако в устьях редких речушек попадались небольшие островки, обильно поросшие растительностью и с изобилием водоплавающей птицы, которая вносила разнообразие в рыбный рацион мореходов. Наконец, где-то на самом краю горизонта показались высокие холмы. С каждым часом они росли, постепенно превращаясь в настоящие горы. Молодые люди во все глаза смотрели на доселе невиданное чудо природы.
— Вот это, — Андреич показал на место, где горы перестали приближаться и пошли параллельно берегу, — Дербентский проход. Можно сказать, ворота Кавказа.
Вид вздымающихся гор так очаровал молодых людей, которые провели всю жизнь в степной местности, что они перестали обращать внимание на коричневую, опаленную солнцем землю берега.
— Йо-пэ-рэ-сэ-тэ! — их огорошил возглас Андреича, сидевшего на носу. Струг огибал мыс, такой же коричневый, как и вся низменность между морем и горами. За поворотом на галечном пляже лежало пять пятнистых животных, метр с небольшим в длину, с передними конечностями в виде ласт и хвостом. — Тюлени. Никогда раньше не видел их так близко.
Лодка прошла метрах в двадцати от безмятежно лежащих животных. Они едва удостоили ее своим вниманием.
Подул достаточно сильный попутный ветер, и скорость стала приличной. На подходе к устью Самура Андреич указал на далекий знак-треножник, одиноко возвышающийся на голом мысе:
— Маша, Денис, это знак экспедиции вашего отца. Первый из двух.
Дальше потянулись ничем не примечательные дни вдоль выжженного пустынного берега, на котором виднелись лишь редкие кривые деревья, колючки и грязно-серая трава. Часто приходилось идти на веслах, а иногда и приставать к берегу, пережидая встречный южный ветер.
Через неделю изматывающей жары и тупой, бесконечной гребли Глеб заявил:
— Если за нами кто-то и увязался, то вскоре пожалеют об этом. А если Радомир упрется и будет заставлять их плыть дальше, они взбунтуются.
— Не исключено, молодой человек, не исключено, — прокомментировал Андреич. — К тому же уже вторая половина августа, а сентябрьские шторма никто не отменял. С ними здесь можно надолго застрять.
Наконец, достигли Апшерона. На самой восточной его оконечности все еще стоял, немного покосившись от ветров и времени, второй знак.
Сутки отдыхали на берегу возле небольшого ручейка, сбегающего с высоких холмов. Была слишком сильная волна, да и ветер не совсем попутный. Проверили продовольствие — остался последний мешок. Все, кроме основных круп, было давно съедено.
— Вова, ты говорил, что каких-то семян из дому взяли, — Андреич подкинул дров в костер, и почему-то решил уточнить детали.
— Редиску, морковку, свеклу, огурцы и помидоры.
— Помидоры, — задумчиво повторил за ним Андреич, — помидоры. Хорошо.
Он что-то прикидывал в голове, видимо, рассчитывая примерный рацион на следующий год. — Даже очень хорошо. Можно нормально питаться.
— Жаль, картошки не будет, — сонным голосом сказал Денис.
— А я думал, ты спишь, — повернулся к нему Андреич. — И без картошки можно прожить. Я первые три года здесь вообще картошки не видел.
— А где ты жил? Сразу в Кумшаке?
— О, ты уже на «ты», наконец-то. Не, сначала, как и все, в Калитве, потом в Северске. Потом опять в Калитве. В Кумшак позже перебрался.
— А что так носило?
— В Северске с Радомиром не ужился.
— Что он, и тогда борзел?
— Ну а как ты думаешь? Они со своей реконструкторской кодлой сразу стали собственные порядки наводить. И донаводились — до того, что от них стали толпами бежать.
— В Калитву?
— В основном в Калитву, но Бахмут тоже частью из таких беженцев вырос. Там всё же чуть пореже их видно было.