— Вся в мать. Та такая же была — феминистка.
— Что?
— Женщина, которая хочет во всем быть наравне с мужчинами. Ну или почти во всем.
— Похвально.
— О господи, Камилов, и ты туда же! Куда катится этот мир?
Денис отвлекся от разглядывания звездного неба и прислушался: сзади кто-то проснулся и решил выйти на свежий воздух.
— Что, Рус, не спится? — шепотом спросил он, разглядев при лунном свете лицо присевшего рядом.
— Да что-то нога поднывает.
— Что с ней?
— В детстве сломал. Теперь иногда тянет, там, где перелом был. Не больно, но противно.
— Говорят, это к смене погоды.
— И так бывает. Но не всегда. Вот сейчас какая может быть смена? На небе ни облачка. Ветра почти нет.
— Да, и тепло. Как у нас в начале октября. А ведь уже декабрь кончается.
— Хорошо. Даже костер не нужен… Слушай, Денис, а что это Маша такая нервная стала?
— Устает.
— Ну раньше какие трудные переходы делали, и она со всеми уставала.
— Тогда наверно втюрилась. Окончательно.
— Что?
— Втюрилась. Влюбилась.
— В кого?!
— В тебя. В кого ж еще?
Руслан немного помолчал. Где-то подсознательно он понимал, что возможно так и есть, но почему-то не мог в это окончательно поверить.
— Ты шутишь?
— А то ты не знаешь? Она ведь давно хвостом при тебе крутила.
— Ничего не крутила. Мы просто общались. Потом, ну как ушли от Каспия, она вообще перестала на меня внимание обращать.
— Не знаю. Мне ничего другого в голову не приходит. Она и в самом деле сейчас странновато себя ведет. И всегда в твоем присутствии.
Руслан еще немного молча посидел, а потом сказал:
— Иди ложись. Я подежурю. Все равно не спится.
Денис забрался в хижину и затворил за собой дверь. Руслан сидел и смотрел на Млечный Путь, на изредка вспыхивающие искорки метеоров, на странный лик Луны. Ему вдруг вспомнился поздний вечер лет пять-шесть назад, когда они с Ленкой, соседкой-ровесницей, сидели на лавочке до полуночи вдвоем, разглядывали такое же звездное небо, смеялись, болтали ни о чем, заодно отгоняя злых донских комаров, а она вдруг сказала: «Да ты по пояс деревянный», и ушла домой. А потом он видел ее со своим дружком Костей. Она была такой же веселой, они так же беззаботно чирикали в темноте. Через несколько дней Костя признался, что попытался обнять ее, а она дала ему от ворот поворот. Вот и пойми их этих девушек.
Десятиметровая массивная посудина поначалу плохо поддавалась управлению. Но после установки рулевого весла ситуация улучшилась. Лодка шла не совсем ровно, чуть виляла, хотя и не критично.
Генеральные испытания длились пару часов. Прошлись вверх по реке под парусом, а потом обратно на веслах.
— Как назовем лодку? — спросил перед окончательным отплытием Руслан.
— Пусть женщина назовет, — ответил Андреич.
— Женщина как только ее ни называла: каракатица, большой веник, братская могила.
Маша была в хорошем настроении и никак не реагировала на колкости:
— Андреич, а как называлась та лодка, что ты нам рассказывал? Которую тоже построили из тростника и плавали на ней даже в море?
— «Тигрис».
— Ну пусть будет «Тигрис», тем более, что она начинает свой путь в реке Тигр.
— Отлично. Принимается.
Уже на следующий день заметили группу гельдов. Те расположились на берегу, в тени небольшого скопления деревьев. Как обычно, путники решили подплыть поближе и понаблюдать за ними. Приблизились к берегу метров на двадцать, но произошло что-то неслыханное — стоявшие у кромки воды заверещали, заметались по берегу и в сторону лодки полетели камни. Один увесистый булыжник попал в борт.
— Греби, — скомандовал Андреич, и принялся шестом разворачивать нос лодки в сторону от недружелюбного берега. «Тигрис» стала медленно, по пологой дуге уходить к середине реки. Еще один камень угодил в тростниковую связку на корме.
— Вот же твари, — Глеб изменил своему обычному спокойствию. Он сидел на корме, почти лицом к удаляющемуся берегу, и вид летящих в его сторону камней не способствовал флегматичному настрою.
Отойдя на безопасное расстояние стали обсуждать ситуацию и что делать дальше.
— Что они такие резкие? — Глеб все еще был взбудоражен.
— Может подрались с кем-нибудь недавно, — предположил Руслан. — Остановимся для наблюдения?
— Да ну их к лешему! Не будем рисковать, — у Андреича почему-то исчез исследовательский запал.