Андреич не в силах был что-то произнести в ответ. Его захлестывали сильные чувства. Он поймал себя на мысли, что рад этой кромешной темноте, потому что она скрывает его широкую, почти идиотскую, радостную улыбку.
Эмоции ликования схлынули, и это позволило ему разобрать сторонние звуки: шорох близкого прибоя и удары капель дождя о натянутый над его головой тент.
Он молча полежал еще чуть-чуть и тихо позвал:
— Рус.
— Дай ему выспаться, — ответила Маша. — Он сильно устал.
К утру волнение утихло, но не совсем. Над волнами летали чайки. Некоторые из них бросались за своей добычей в воду, другие приземлялись на сушу, расхаживали по песку и подбирали то, что оставил вчерашний шторм.
— Как самочувствие? — Руслан присел около палатки, в которой лежал старший товарищ.
— Чуть полегчало, но, блин, подташнивает.
— На, попей.
Андреич протянул руку и нащупал шершавые края своей деревянной банки.
— Где золото? — спросил он будничным голосом.
— Пересыпали в портянку.
Он привстал и стал пить, при каждом глотке слегка морщась от болезненных ощущений.
— Спасибо.
— На здоровье. Надо идти на тот конец острова. Оттуда гораздо ближе до большой земли. Мы уже туда весь сушняк стащили. Сейчас запалим костер. Будем рыбу жарить и сушиться.
— Как народ?
— Бодрячком. Бродят по острову, собирают здешние богатства.
— Как Маша?
— Нормально, напугалась только.
— Ну ты герой.
Руслан улыбнулся и протянул руку:
— Пошли?
Андреич неуверенно поднялся на ноги:
— Лодке капец?
— И лодке, и всему, что в ней было. Только твой рюкзак чудом уцелел, парус и два копья.
Они долго брели по узкой полоске земли. Солнце так и не появилось из-за туч. Все вокруг было усеяно клочками спутанных водорослей, какими-то деревяшками, щепками, ракушками. Впереди поднялся столб дыма.
— До крымского берега километра полтора. Есть несколько бревен. Свяжем, тебя на них, и доплывем.
— Вода есть?
— Не в чем было запасти дождевую. Только вот в твоей банке.
— Тогда нельзя здесь рассиживаться.
— И не собирались. Но пусть волны еще поутихнут. Ждем до полудня.
Андреич остановился перевести дух. Руслан скинул с плеча свернутый парус и присел рядом:
— Дурно?
— Голова кружится и еще побаливает.
— Ничего не поделаешь: сотрясение мозга. Но через неделю совсем оклемаешься. Даже раньше.
К полудню солнце так и не появилось. Ветер не слабо дул с севера. Тяжелые, все еще высокие волны мерно и ровно катились одна за другой, с брызгами пены разбиваясь о берег. Одежда быстро высохла у большого костра. Теперь он лишь дымил, высушивая разложенные вокруг него кольцом куски древесины, которые Маша бережно переворачивала по мере их готовности. Крошечный плотик, кое-как скрепленный остатками веревки и еще не успевшими сгнить ветками, уже давно стоял готовый к дерзкому заплыву через фарватер Керченского пролива. Руслан еще раз проверил крепления. От нечего делать Денис с Вовкой выстроили у кромки воды из голышей башенку, аж по пояс высотой, а когда это занятие им наскучило, отошли подальше и стали бросать в нее камни, весело смеясь. Их почти детская непосредственность отзывалась радостью у их товарищей. Вдруг смех прервался.
— Парус! — закричали они почти одновременно.
Медленно поднимаясь на гребни волн, быстро спускаясь с них, к ним с крымской стороны направлялся большой струг. Разумеется, его экипаж давно заметил дым от костра на безжизненном пустынном клочке суши и не мог проплыть мимо.
Как и все, Руслан долго смотрел на судно, но потом перевел взгляд на своих друзей. Около него на плотике, аккуратно привязанными, лежали два копья, лишь два. «Три легкие дубинки из подсохших дров сделать можно. Три, — Андреич в таком состоянии не боец. Да и какой смысл ему серьезно впрягаться? А какой смысл рисковать Вовке и Глебу?»
Струг приближался. На нем уже можно было разобрать множество смотрящих в их сторону людей.
«Человек двенадцать, не меньше», — оценил он. И посмотрел на Машу, а та — на него. Так они смотрели друг на друга, молча, не отводя глаз. Потом Руслан нагнулся и стал отвязывать копье.