Раздались звуки гайды. Добрик Четирилеха взял ее под мышку, набрал в легкие воздуха, и гайда словно задохнулась от веселья.
Вдруг на поляне показался какой-то старик в рваной лохматой шапке. Деспот дал ему знак приблизиться.
Когда старик подошел, Слав сказал:
— Сядь, пообедай с нами.
— И постоять можно, господин.
— Тогда дайте ему этот кусок.
Старик принял мясо и хлеб, но есть не стал. Судя по всему, он не видел раньше деспота и не узнал его.
— Гляжу на вас… Уж не на свадьбу ли нашего господина направляетесь?
— Может, и так, — сказал Слав.
— Хороший человек он, да вот во время первой его женитьбы обездолили нас его гости. Кто успел спрятать свои стада, тот выиграл. И мне советовали, а я не верил, что могут нагрянуть такие гости. Обобрали дочиста…
— А теперь спрятал стада? — спросил Слав.
— Какие теперь у меня стада? Да и последнюю козу надо увести в горы. Греки не лучше тех, как их там прозывают… фрягов.
— Я прикажу, чтобы не трогали твой скот, дед, — сказал Слав.
— Да ты, господин, видать, можешь и приказывать. Но кто знает, слушают ли тебя?
— Меня слушают, — сказал деспот. — Я Слав, государь твой.
— Да ты ли это? Ан не ты, наш государь старше.
— А я разве молодой? — улыбнулся Слав.
— Не так чтобы молодой, да и не старый.
— За эти слова — держи! — И Слав бросил ему золотую монету.
Старик поднял ее, осмотрел со всех сторон и проговорил:
— Вот теперь верю, что это ты…
Старик поклонился и стал медленно пятиться к лесу.
— Хитер старик, говорит — не молодой, но и не старый, хитер! — проговорил деспот.
А в голосе его слышалась нескрываемая радость.
Алекса тосковал по горам, по скалам вокруг Мельника, по отцу, по той нестесненной свободе, которая всегда будоражила его кровь. А здесь негде и из лука пострелять. Сиди над книгами, слушай бесконечные наставления отца Димитрия. Хотя пора бы и свыкнуться с обычаями царского двора, где его приняли как сына… Иван Асень часто по-дружески беседовал с ним. Придворные, сгорая от любопытства, совали ему сладости, стараясь хоть что-нибудь выведать об их беседах, но мальчик молчал. С младенчества усвоил он простую истину царского двора — держи язык за зубами. Развяжи его — царь непременно рассердится и никогда больше не пригласит к себе. А Алекса привязался к нему и, если долго не видел, делался молчалив и угрюм. Тогда и Недана не могла развеселить его.
А бывало — и он никак не мог заставить ее улыбнуться. Она почему-то часто плакала. Алекса думал, что она скучает по Мельнику, но потом заметил, глаза ее бывают мокрыми после встреч с братом царя, Александром. Да и Александр, приходя к Недане с улыбкой, покидал ее совсем расстроенный. Однажды дверь в гостиную, где разговаривали Недана и Александр, была приоткрыта, и до Алексы долетели слова:
— Они хотят продать меня. А я не хочу быть разменной монетой. Я за страну и свой народ готов умереть, но не могу жениться, как слепой валах[181]…
— А царь? — послышался робкий голос Неданы.
— Это он, он хочет продать меня подороже. Как женился на дочери мадьярского короля, так и внушил себе, что только так можно укрепить государство.
Алекса не хотел слышать дальше, ведь они обижают его любимца-царя. Он понял одно — царь противится их женитьбе. Но почему? Нет, он не станет молчать… он попросит его… расскажет, как Недана страдает и плачет…
Спустя некоторое время царь позвал мальчика к себе. Войдя к нему, Алекса поклонился и поцеловал руку. Иван Асень, задумчивый и сосредоточенный, сидел в глубоком кресле. Ему уже сообщили о военных успехах Феодора Комнина и о том, что Роберт де Куртене просит Ивана Асеня пропустить его через свои земли. Прежде чем собрать Большой совет[182] и обсудить на нем эту просьбу, царь пожелал остаться наедине с самим собой — так он называл разговоры с Алексой.
Иван Асень махнул рукой — велел мальчику сесть, и тот опустился на пестрый ковер у ног царя.
В последние дни царь был озабочен судьбой Белославы, своей незаконной дочери. Он хотел выдать ее замуж за одного из своих воевод, но успехи Феодора Комнина заставили его повременить с этим решением. Поглядев на мальчика, он заговорил:
— Послушай, Алекса, вот твой отец построил мельницу на реке. Но через два дня нашел другую, более многоводную реку. Как ты думаешь, что бы он тогда сделал?
— Он перенес бы мельницу на другую реку, где больше воды, царь, — без запинки ответил мальчик.
181