— Я понимаю, как жестоко унизил тебя твой император. И все-таки мы должны расстаться, протостратор. Своим людям я скажу, что выкуп получил от твоего нового зятя Добромира Хриза. Ступай к нему, а там поступай как хочешь. — И, вынув несколько золотых монет, положил их на его колено: — Возьми! Ты сейчас беднее всякого бедняка.
Камица долго сидел опустив голову перед суровым болгарином, лишь губы его беззвучно шевелились. И только, когда Калоян еще раз сказал: «Иди!» — с трудом поднял отяжелевшее тело.
Да, странные вещи происходили на грешной земле. И Камица должен был испытать это на собственной шкуре. Уже будучи у Добромира Хриза, он еще раз попытался умилостивить василевса. Написал ему, что Хриз заплатил выкуп и если император все же считает, что он, Мануил, заслужил хотя бы толику его уважения, то пусть вышлет требуемый выкуп его зятю. Ответа не последовало. И недавний господин Камицы стал самым злейшим его врагом.
Огонь отмщения невыносимо жег душу Камицы, он дал себе слово: или сгорит в этом огне или добьется победы над василевсом!
И начался его кровавый путь. Парики и отроки, рабы из шелкопрядильных мастерских нескончаемым потоком вливались в его войско. Камица распределял их по десяткам и сотням, формировал отряды и полки, обучал военному искусству. Бывшие рабы почувствовали себя свободными, они были готовы идти до смертного конца под предводительством протостратора. Иначе вели себя знатные. Многие из них были не прочь устранить жестокого василевса, но их смущало, что во главе войска кроме Камицы был мизиец Добромир Хриз. Протостратор, отправляясь в Старую Грецию, подарил Хризу захваченные недавно города Пелагонию, Прилеп[93] и земли вокруг них, потребовав взамен готовности оказать помощь по его первому зову да заботы о его дочери… Собственно, последнее он не требовал, а лишь подумал об этом…
Топот конских копыт прервал мысли Камицы. Он привстал на стременах, приложил ладонь к глазам. Вдали он увидел всадника, но флажок на копье его едва был заметен. За ним мчалась погоня. Камица по старогреческим шлемам сразу узнал людей из дворцовой стражи императора.
— Спасайте его! — приказал протостратор.
Десяток воинов из свиты исчезли в клубах пыли. Когда пыль осела на придорожные кустарники, погони уже не было видно, а всадник с копьем, которого она преследовала, стоял перед Камицей — это был Феодосий.
Камица не знал, радоваться ему или сожалеть о появлении здесь бывшего своего зятя. А Феодосий меж тем соскочил с коня, взял его под уздцы и медленно подошел к протостратору.
— Хотя и поздно, но я приехал, — проговорил Феодосий.
— Может, и к лучшему, — неопределенно сказал Мануил Камица.
— К лучшему или к худшему, но я приехал! — повторил Феодосий.
Камица ничего не ответил.
Алексей Ангел вышел из палатки, долго оглядывал расстилающуюся перед ним в форме треугольника долину. Маслиновые деревья здесь похожи были на серебристые шары. Крепость стояла в остром углу треугольника, все доступы к ней были видны защитникам, как на ладони.
Василевс надеялся захватить Камицу врасплох, но бегство Феодосия расстроило его планы. Теперь Камица знает, что против него стоит войско во главе с самим василевсом. Зачем Феодосия надо было назначать в караул, откуда убежать к неприятелю легче легкого?! Нет, видно случай с Алексеем, сыном ослепленного брата Исаака[94], ничему не научил Алексея Ангела. Василевс тоже взял его с собой, он чувствовал себя спокойнее, когда сын бывшего императора был у него на глазах. Но однажды, во время отдыха на привале, тот исчез. Как выяснилось, сын слепого Исаака бежал на пизанском корабле и сейчас, конечно, уже объезжает королевские дворцы и рыцарские замки латинян, поместья графов и баронов из соседних земель, рассказывает, как дядя отобрал у его отца корону, превратил в беспомощного слепца, что и его, сына бывшего василевса и наследника короны, ждала такая же участь. И ему, конечно, сочувствуют, и он приобретет немало заступников.
94