Да, 5–6 лет назад национализм в политике был совершенно маргинален. Даже известный «сын юриста», начинавший карьеру, как «защитник русского народа», заигрывал с националистической риторикой крайне осторожно, еще никому не известен был городок Кондопога, а рынки по всей стране дружно закрывались на «санитарный день» 2 августа, а вовсе не 4 ноября, когда национально озабоченные граждане устраивали «Русские марши», более похожие на хеллоуин, чем на политическую акцию. Но именно тогда я вполне определенно заявил, что если в РФ и произойдет революция, то ее вызовет не рост классовых противоречий, как провозглашали леваки, а национальное пробуждение масс, спровоцированное кризисом, в который заведет страну неолиберальная политика верхов:
«Этническое сознание (обладающее большей инерцией, нежели сознание политическое), национальная культура во время распада нации приобретает громадное значение. Это тот базис, на основе которого революционеры могут моделировать будущее. Только совершенно отупевший догматик может утверждать, что русская революция 1917 г. была революцией классовой. Революций, которые условно можно назвать классовыми, в мировой истории было всего несколько — английская 1640–1689 гг., нидерландская 1566–1609 гг., французская 1789–1799 гг. Все революции XX столетия, получившие название социалистических, носили либо национально-освободительный, либо национально-модернизационный характер. Да и происходили они исключительно в тех странах, где буржуазные отношения еще не укоренились, а потому не было и классов как таковых, не сформировалось классовое сознание, а классовые противоречия порой даже не просматривались. Социалистические революции — это не способ перехода от развитого капитализма, исчерпавшего свой прогрессизм, к социализму, а выражение цивилизационного протеста некоторых народов против чуждой им модели развития и мировоззренческой доктрины.
Если у русской нации все же проснется инстинкт самосохранения, то революция неизбежна. И она будет по характеру именно национально-социалистической, причем национальная, цивилизационно-мировоззренческая ее составляющая, будет гораздо более заметна, чем в 1917 г., она станет явно доминировать над политэкономической составляющей. Социалистическая модель экономики — это всего лишь наиболее рациональный способ организации национального хозяйства. А вот социализм в общественных отношениях, образовании, культуре, демографии и т. д. — это уже воплощение нашей национальной идеи, мировоззрения, имеющего глубокие этнокультурные корни. И упаси боже, экспортировать русский социализм вовне! Как говорится, что русскому хорошо — то немцу смерть».
Там много еще подобных мыслей разбросано по всему тексту, но если резюмировать, то смысл сводится к следующему:
1. Социально-политическая революция в России возможна только при вовлечении в процесс широких масс, для чего они (массы) должны выйти из спячки.
2. В авангарде народного пробуждения будут вовсе не левые, и, тем более, не либералы немцовско-каспаровского замеса, а те, кого сегодня принято относить к националистам.
3. Сам национализм, как идеология, в ходе революции неузнаваемо мутирует от сегодняшней вульгарной этнофобии к социализму. То есть, по сути, революция будет национал-социалистической.
Уверен, что от термина «национал-социализм» многих передергивает, бренд как бы занят Гитлером и K°. Я честно пытался его чем-то заменить, но так и не придумал политкорректного синонима. Да и определение «национализм», которым я оперирую, идя на уступки устоявшимся стереотипам, тоже весьма условно.
То, что произошло в декабре на Манежной площади — это есть первые, пока совершенно стихийные, лишенные всякого политического окраса, судороги больного общества, которое чувствует себя херово, но еще не понимает, насколько тяжело больно, и тем более, не видит причин болезни. Дальше симптомы будут только обостряться. Разумеется, Кремль начнет пытаться одной рукой взять под контроль нарождающееся националистическое движение, другой — станет давить его, политтехнологи примутся наперегонки сочинять перед выборами лозунги со словом «русский» в различных падежах и склонениях. Все это не более чем пена. Действительно важное значение имеют лишь те сдвиги, которые происходят в головах десятков миллионов пока совершенно пассивных и аполитичных обывателей в возрасте от 15 до 30 лет. А сдвиги эти, пока малозаметные для большинства, означают то, что я пять лет назад назвал пробуждением инстинкта самосохранения русской нации. События на Манежке — лишь одно из первых видимых проявлений этих сдвигов.