Соглашусь, что внедрить агента в революционную партию под видом неофита проще, чем в повстанческий отряд. Но СМЕРШ, НКВД и МГБ в 40-е годы внедряли не просто отдельных агентов в прибалтийское или бандеровское подполье, а легендировали и легализовали целые опергруппы числом в десятки бойцов под видом повстанческих отрядов. И такие операции осуществлялись в течение всего нескольких недель! Деморализующий эффект был настолько велик, что бандиты, одержимые манией подозрительности, начинали уничтожать своих же соратников, которых советские спецслужбы умело «подставляли». В течение 1944–1949 гг. бандподполье было разгромлено. Лишь единичные недобитки еще скрывались в лесах лет десять, однако серьезной угрозы они уже не представляли.
У спецслужб РФ было ровно 20 лет, чтобы внедрить в чеченское сепаратистское движение свою агентуру. Это сделать куда проще, чем втереться в доверие, скажем, к эстонским «лесным братьям». Там надо было не только быть эстонцем, но и иметь очень убедительную легенду. На Кавказе же действует самый разнообразный интернациональный сброд от идейных националистов и религиозных фанатиков до иностранных наемников и банальных уголовников. Легендируй и внедряй засланцев пачками. Есть еще многочисленные пророссийски настроенные чеченцы, есть масса раскаявшихся, разочаровавшихся или просто уставших от войны бандитов, которые с готовностью перевербовываются при условии забвения прошлых грехов. Существуют, наконец, межтейповые, межклановые и межидейные распри внутри самого подполья, которыми можно ловко манипулировать.
Я нисколько не приукрашу ситуацию, если скажу, что Чечня (в более широком аспекте — весь Кавказ) — просто идеальное поле для агентурной работы. Это в полной мере оценили нацисты в 1941–1944 гг. (кстати, мало кто знает, что депортация чеченов в 1944 г. была осуществлена, как превентивная мера для предотвращения запланированного на весну восстания, подготовленного абвером). В Афганистане советские спецслужбы действовали во многократно более сложных условиях, но даже там добились достаточно высокого уровня агентурного проникновения в формирования моджахедов. Генерал-майор Дроздов, начальник Управления С (нелегальная разведка) Первого главного управления КГБ, довольно подробно описывает, как работала агентура КГБ в Афганистане. Есть там и такой весьма показательный пример: «В одной из стран Ближнего Востока были захвачены заложники — граждане СССР. Переговоры ни к чему не приводили. Потом вдруг при неясных обстоятельствах погибает один из лидеров террористической группировки, захватившей наших. Потом другой. А потом террористы получают ультиматум, что если заложников не отпустят, то пусть сами выбирают, кто погибнет следующим. Заложников отпустили. Огласки не было: сказали, что «Красный Крест» и дипломаты договорились». Очень профессионально.
Спрашивается, кто мешал спецслужбам проявить у себя дома (!!!) на Кавказе хотя бы 5 % того профессионализма? Будьте уверены — спецслужбы сработали вполне грамотно. Вот только те задачи, которые перед ними ставились, были иными, нежели перед нелегалами ПГУ КГБ СССР. Поэтому если за 10 лет путинизма бандподполье не разгромлено, то лишь потому, что оно нужно правящему режиму. Скажу больше, без поддержки этого самого режима оно просто не сможет существовать, так же как и режим без него.
Зачем бандподполье правящему режиму? На этот вопрос ответить легко. Вспомните, какой рейтинг был у ельцинского премьера Путина (особенно на фоне грубо смещенного популярного Примакова). И как он взлетел вверх на сортирно-мочильной теме? Со стартовых 3 % до полученных на выборах 52,3 %! И всякий раз, когда происходили теракты, общественное мнение вдруг демонстрировало поразительный уровень поддержки власти. Единственным «антитеррористическим» результатом Беслана стала отмена губернаторских выборов и упразднение одномандатников в ГД. На самом деле достигнутый результат куда масштабнее — региональная бюрократия, практически всесильная при Ельцние, встроена в федеральную вертикаль власти. Выстроена и бюджетная вертикаль — доходы (а вместе с ними и откаты) перераспределены в пользу центра. Речь о триллионах рублей, поэтому пафосные слова о бесценности капли крови ребенка звучат как-то неубедительно. В эпоху победившего рынка даже бесценная человеческая жизнь имеет вполне конкретную рыночную цену (подробности в прайсах страховых компаний и киллеров). Ради 100 миллионов долларов, наверное, никто бесланскую бойню затевать бы не стал, у нас все-таки не Африка. Но вот ради 10 миллиардов… Как говорится, принципиально вопрос не в деньгах, как таковых, а в их количестве.