А пока просто стоит, завороженный вертевшимся за окном материнским миром.
— Подумай, — произнес Ла Наг у него за плечом. — Вот здесь человечество впервые выбралось из тины и стало прокладывать дорогу к звездам.
Брунин, посмотрев, увидел нечто вроде синей ягоды нолеветолского крыжовника в коричневых пятнах гнили, со струпьями белой плесени. И чуть не шарахнулся от окна.
После прибытия в челноке в космопорт на мысе Горн большой палец Ла Нага быстро пошел в ход. Багаж сдали на хранение, взяли напрокат двухместный флитер. Только когда поднялись в воздух и направились дальше на юг, Брунин осознал щекотливость собственного положения.
— Думаешь, ты сильно умный, да? — буркнул он.
— Что имеется в виду?
— Твой большой палец. Получается, ты богач, а я нищий. Летишь куда хочешь, по своей свободной воле, а я должен следом тащиться. Вот что задумал…
В душе его крепла злоба.
— По правде сказать, никогда и не думал, — с абсолютно невинной миной признался Ла Наг. — Мы тут пробудем всего пару дней, поэтому нет никакого смысла открывать два счета. Кроме того, — он вздернул большой палец, — это никакой свободы воли не обеспечивает. Ровно наоборот. С помощью имплантатов и электронной кредитной системы земное правительство порабощает население гораздо эффективней любого режима в истории человечества.
— Не старайся сменить тему…
— Я и не стараюсь. Просто пойми, что делает встроенный чип. При каждом его использовании — беря напрокат флитер, расплачиваясь за обед, снимая жилье — в сети регистрируется мое имя, фамилия, потраченная сумма денег, отмечается, где, на что, когда она потрачена! — Он сунул большой палец под нос Брунину. — Причем на всей планете это единственное законное платежное средство! Монеты и бумажные деньги объявлены вне закона — запрещено расплачиваться оставшимися настоящими деньгами. Видишь, что это значит?
Изумленный столь страстной тирадой, Брунин запнулся.
— По-моему…
— Это значит, что вся твоя жизнь записана голографической видеокамерой, причем, располагая определенными связями, запись может просмотреть любой, кого она интересует. Это значит, что где-то фиксируется каждый обыденный повседневный шаг. Сведения о том, где и как ты проводишь свободное время и что покупаешь, позволяют сделать заключение о твоих вкусах, сексуальной ориентации, любимой одежде, любимых напитках, привязанностях и изменах!
Ла Наг опустил руку, откинул голову на мягкий подголовник кресла, закрыл глаза и заметно расслабился. Через какое-то время глубоко вздохнул, не раздвигая веки, купаясь в тускневших лучах заходившего солнца, игравших на острых чертах лица.
Наконец он молвил:
— Если действительно хочешь, открою небольшой балансовый счет на твое имя, как только прибудем на полуостров.
— Не надо, — ответил Брунин, ненавидя себя за покорный бараний ответ. — Куда летим?
Ла Наг открыл глаза.
— Я взял курс на Южный полюс, хотя нам до него не добраться. Нас остановят задолго до Южного полюса.
Флитер нес их через пролив Дрейка, над краешком Антарктического полуострова, вдоль западного побережья моря Уэдделла. Понятия «восток» и «запад» постепенно теряли смысл с приближением к точке, где смысла не имело даже понятие «юг» — со всех сторон был один север. Тьма поглотила их в холодном воздухе над однообразной белой пустыней шельфового ледника Роне. Когда все кругом объяла безликая чернота, Брунин наконец признался в душе, что боится. Сомнительно, что они проживут даже час в этой тьме, на ветру, если флитер вдруг рухнет.
— До чего же дурацкая мысль, — пробормотал он.
— Какая? — по обыкновению невозмутимо переспросил Ла Наг.
— Взять напрокат флитер. Надо было лететь обычным пассажирским рейсом. Вдруг мотор заглохнет?
— Пассажирский рейс не доставит нас в нужное место. Я уже говорил, что должен увидеть новый источник белка собственными глазами, прежде чем поверю.
— Какой белок ты ищешь во льдах? Тут же все вымерзает!
С каждой минутой полет представлялся все более идиотским.
— Не все, уверяю тебя, — возразил Ла Наг, вытянув шею и вглядываясь в небо сквозь пузырчатый смотровой колпак. Потом ткнул пальцем вверх, на пятнадцать градусов влево по борту. — Смотри. Как по-твоему, что это?
Брунин почти сразу увидел. В черном небе неподвижно висели три эллипса, длинных, узких, необычайно ярко светившихся, призрачных.
— На какой высоте, как ты думаешь? — допытывался Ла Наг.
Брунин прищурился. Казалось, очень высоко, почти на самом небе.
— Я бы сказал, на орбитальной.
— Верно. На строго полярной орбите.
— А свет откуда?
— От Солнца.
— Ядро мое! — охнул Брунин.
Теперь ясно, что это такое — зеркала. Солнечные рефлекторы действовали на орбите почти с момента рождения самой идеи орбитальных зеркал. До начала межзвездных полетов их использовал пояс богатых заснеженных городов для смягчения зимних жестоких метелей. С разработкой климатических технологий способ устарел, большинство зеркал разбилось или было забыто.
— Понятно! Они топят лед, чтобы можно было выращивать хлеб на Южном полюсе?
Ла Наг отрицательно покачал головой:
— Близко, но не точно. Вряд ли подо льдом найдется достаточно плодородной почвы. А если найдется, мне ее не удастся увидеть собственными глазами. Как же…
Контрольный монитор вспыхнул красным, из динамика регулировки движения раздался голос:
— Запретная зона! Запретная зона! Если вы не имеете специального допуска, поворачивайте! Запретная зона! Запретная…
— Повернем? — спросил Брунин.
— Нет.
Ла Наг покрутил какие-то ручки на панели управления.
— Тогда, может, выключим?
Монотонно повторяющееся в записи предупреждение действовало Брунину на нервы. Уяснив, что регулятор громкости звука не приглушает гнусавый голос, он замахнулся кулаком на динамик. Ла Наг остановил его:
— Динамик нам еще понадобится. Не надо ничего ломать.
Брунин раскинулся в кресле, накапливая нараставшую злость. Заткнув пальцами уши, смотрел, как солнечные зеркала выпячиваются посередине, принимают вместо эллипсоидной круглую форму, с приближением флитера к югу приобретают почти нестерпимую яркость.
Кабину неожиданно залил ослепительный свет, однако не зеркальный. Прямо над ними завис милицейский перехватчик, двигавшийся с такой же скоростью. Голос в динамике наконец умолк, чей-то новый сказал:
— Вы незаконно проникли в запретную зону. Следуйте на юг на одиннадцать километров двести метров, приземлитесь на освещенной площадке рядом с постом охраны. При отклонении от указанного курса я буду вынужден остановить ваш корабль.
Ла Наг выключил запрограммированный автопилот, перейдя на ручное управление.
— Сделаем как приказано.
— Видно, тебя это не удивляет.
— Нисколько. Это единственный способ добраться до плато на Южном полюсе, не будучи сбитым из бластеров в воздухе.
Перехватчик летел над ними всю дорогу до поста охраны, вися над смотровым пузырем даже после посадки.
— Высаживайтесь и идите на пост, — велел голос в динамике.
Ла Наг с Брунином без всяких возражений открыли герметичный пузырь, неловко спрыгнули на землю и помчались как сумасшедшие на ледяном ветру к дверям. Через минуту их догнал охранник, молодой, представительный и одинокий. По мнению Брунина, шансы были на их стороне, однако у Ла Нага явно имелись другие идеи.
В кабине сторожевого катера было гораздо просторней. Брунин вытянул ноги и задремал.
— Не спи! — встряхнул его Ла Наг. — Мне надо, чтоб ты тоже все видел.
Брунин с трудом выпрямился в кресле, испепелив взглядом толивианца. Он устал, раздражался сильнее обычного, вообще не любил, чтобы кто-то к нему приставал по какому бы ни было поводу. Впрочем, раздражение быстро утихло при воспоминании, с какой ловкостью Ла Наг разобрался с патрульным.