Кроме того, трудно этим заниматься, когда эта женщина, такая живая и теплая, стоит вплотную и дышит ему в лицо.
Важно было выяснить, насколько можно доверять познаниям того агента. В основе толкования каждой идиомы языка Роговики, каждой лингвистической конструкции, лежали предположения. Разные способы доказательств, хотя их было не так уж много, показывали, что предположения эти далеко не всегда были верны, а некоторые и вовсе ошибочны. Дело было в том, что торговец учил Джоссерека смешанному языку, беглому и грамматически правильному, но все-таки упрощенному, в котором опускалась значительная часть основных понятий.
Он уподобился туземцу с отсталого острова, который мельком видел корабли Киллимарейча, двигатели, хронометры, секстанты, подзорные трубы, компасы, орудия, но для всех сложных механизмов у него было только одно название… скажем, «ветряк», и он сроду не слыхивал о механике, термодинамике, химии, уж не говоря о свободной рыночной экономике или эволюции живых организмов на протяжении геологического периода.
Джоссерек не мог даже догадываться, насколько чужой она может оказаться ему.
— Какое у вас задание? — спросила она.
— Наблюдать за всем вокруг, — ответил Джоссерек. — Особенно за вашими людьми. Нас интересует, сможете ли вы объединиться против Империи. Не то, чтобы ее экспансия впрямую угрожала морскому народу. Мы не хотим войны. Но если мы каким-нибудь образом… если я могу помочь вам, — он прижал ее к себе. — Я сделал бы все, что от меня зависит.
— Как вы попали на борт?
— Через Казиру. Когда в дом ворвались люди Империи, его там уже не было.
— Да. Я знаю. Но за вами обоими охотятся. Он наверняка прятался, когда ты нашел его.
— Конечно, в то время я не знал, что он остался на свободе, но я рассчитывал, что он должен сообщить своим собратьям, где он и чем занимается. И, скорее всего, почти каждый из Братьев Кинжала, независимо от ранга, сможет мне об этом рассказать. Как только стемнело, я остановил первого же бандита, разоружил его и задал свой вопрос. Если бы мне не повезло с ним, я попытался бы еще раз, но мне повезло. Обо мне сообщили Казиру и вскоре отвели к нему. Конечно, я признался, кто я таков, но он и раньше подозревал это. Он сообщил мне новости, включая и ту, которая стала притчей во языцех — насчет вас с Сидиром. Словом, он рад был помочь мне, хотя и по злобе.
Он в общих чертах рассказал ей обо всем остальном. Они перекинулись еще несколькими фразами, всего лишь несколькими. Пока они ничего не планировали, только делились надеждами, предостережениями, договаривались о дальнейших свиданиях и сигналах срочной связи. Он рассказал, когда он работает, когда отдыхает, о двух вентиляционных устройствах на палубе, через которые хорошо передается звук — через одно — в двигательный отсек, а через другое — в ту нору, где спали простые матросы.
— Если я вам понадоблюсь очень срочно, крикнете в одно из вентиляционных устройств, и я мгновенно появлюсь. — Он нащупал свой нож и отметил, что во время вахты может воспользоваться еще либо ломом, либо гаечным ключом.
— Я сделаю лучше, — сказала она ему. — Сидир боится за мою безопасность не меньше, чем налета партизан. Он повесил мне на шею свисток. Я свистну три раза. Хорошо?
— Хорошо, — ответил он, поцеловал ее на прощание, и ушел, удивляясь ревности, которая его одолевала, когда дело касалось ее и Сидира.
VIII
Дожди изводили армию девять дней кряду. Вечером десятого дня в ледяном ореоле вокруг полной луны замерцали звезды. Лунное сияние плясало в хохочущей тьме. За рекой простиралась бледная равнина, на траве лежал иней, тут и там алмазами сверкали ледяные кристаллы, густые заросли тополей вздымали к небу голые ветви. Широко раскинулись лагерные костры, повсюду светились фонари караульных, но это были лишь искры в огромном пространстве ночи, которая растворила в себе и доносящиеся невесть откуда голоса врагов, и окрики часовых, и звук одинокой флейты. В холодном ночном воздухе ощущался легкий запах дыма.
Отпустив последнего человека из тех, кто хотел с ним переговорить, Сидир поднялся по лестнице из своего кабинета на верхнюю палубу. На минуту он остановился, напряг и расслабил мышцы, вдохнул и выдохнул, пытаясь обрести ясность ума после трудного дня. День, проведенный за рабочим столом, утомил его. Неужели он еще когда-нибудь снова сядет в седло?
«Да, с помощью Бога, объявленного вне закона, — подумал он. — Надо только потерпеть. Ягуар в ожидании добычи может лишь крутить хвостом. — Он скривился. — Беда в том, что у меня нет хвоста и нечем крутить».