— А что, если он никогда не будет выкуплен? — поинтересовался Джоссерек.
— Мы, северяне, не так мелочно относимся к вещам, как остальные народы, — ответила Эрроди. — Мы живем среди такого изобилия товаров, что это не будет играть существенной роли.
— Мы подкинем этот вексель Сидиру, — прошептала Дония.
Корэй тронула Джоссерека за локоть — она хотела показать ему стоянку.
Сначала она гордо повела его в печатную мастерскую, где работала сама. Плоский пресс выдавал хорошо сверстанные страницы с текстом и непонятными рисунками.
— Мы умеем и переплетать книги, — сказала она, — но, как правило, покупатели сами делают это зимой.
— Откуда вы получаете бумагу? — спросил он.
— Чаще с юга. Иногда получаем местную. На стоянке Вайтваттер построили бумажную фабрику. Это на самой кромке диких лесов.
Однако это, а потом и многое другое, что он увидел на этой стоянке, указывало на хорошо развитую богатую торговлю. Здешние семьи, довольно самостоятельные экономически, предпочитали покупать добротные вещи. Много изделий текло на север в обмен на металл, добытый в древних руинах, и многие из них, если не основная часть, были местного изготовления. Кроме того, местные жители были не чужды изобретательству. Корэй тараторила о недавно разработанном переносном ткацком станке, о самостреле, описание которого было получено у приезжего с гор Тян-Шана. Брошюра, которую она печатала, описывала астрономические наблюдения человека из Иглз Гатера. Кроме рагидьянского телескопа, этот человек в своих исследованиях использовал навигационный хронометр, каким-то образом нашедший к нему путь из Киллимарейча. Джоссерек счел бы здешний рынок весьма привлекательным и оживленным, если бы Империя не грозила наложить на все это свою лапу и установить монополию.
Было очевидно, что вся торговля, равно как и производство, были частными. Для управления ими не существовало никаких правительственных Гильдий, ни один закон ничего не запрещал.
— Подожди-ка… Твой народ продает южанам меха, — сказал Джоссерек, — но, насколько я знаю, вы никогда не продаете ни мясо, ни шкуры больших диких животных. Вы обмениваетесь ими между собой?
— А почему бы и нет? — спросила Корэй. — Друзья часто делятся между собой шкурой бизона или ляжкой кабана, или чем-нибудь еще.
— Я имею ввиду не подарки, а регулярную торговлю. Предположим, я предложил торговцу лошадьми сотню лошадиных шкур за живого коня.
Она отпрянула, ее глаза расширились.
— На это никто не согласится.
— Почему?
— Это было бы… неправильно. Неправильно. Мы живем бок о бок с дикими животными.
— Понятно. Извини. Прости невежество чужестранца. — Джоссерек погладил ее. Она оттаяла и прижалась к нему.
Его интересовало все, что он видел, но особенно внимательно он изучал энергосистемы. Ветряная мельница представляла собой обыкновенный каркас с крыльями. Спирт использовался в качестве горючего для паяльных ламп и некоторых других приспособлений, его гнали из продуктов брожения диких зерновых и фруктовых культур. (Изготовление бренди было особой операцией.) Основным источником энергии был солнечный коллектор, от которого черные водопроводные трубы вели к подземному резервуару из обожженной глины. Там, под давлением, температура воды поднималась много выше точки кипения. Простейшие обменники подавали тепло для обогрева и приготовления пищи.
Единственными домашними животными были лошади, собаки и соколы, которые мало отличались от своих диких собратьев. Когда Корэй прижала к себе щенка, а здоровенная, поджарая сука зарычала, как только Джоссерек приблизился, он вспомнил про то, чего здесь не было.
— А у вас здесь, что, совсем нет детей? — спросил он.
Неужели она вздрогнула? Во всяком случае, она отвернула лицо в сторону, так что он едва расслышал ее ответ:
— Нет. На стоянке нет. Здесь никто не выходит замуж, я никогда об этом не слышала.
— Но ведь здесь бывают проезжие мужчины и…
— Было бы неправильно растить безотцовщину. Довольно тех детей, которые рождаются от наших мужчин.