— Мы можем держать осаду скалы, пока они там все не вымрут, сэр, — предложил гонец. Это был кривоногий, невысокого роста ветеран-баромьянец старой закалки, который говорил то, что думал, не особо считаясь с мнением офицеров.
— Но это задержит нас: потребуется много людей, чтобы удерживать их от вылазок, которые могут дорого нам обойтись.
— Ага, — Сидир потер подбородок. — Отсюда до того места дня полтора езды. Попробуй отдохнуть хоть немного. Через час мы выезжаем. — Он отдал приказ своему адъютанту по-рагидьянски: — Подготовьте свежих лошадей и конвой из гм-м… шестерых.
— Как, сэр? — запротестовал тот. — Так мало?
— На этой земле дьяволов я предпочитаю не лезть с советами к Главнокомандующему, — сказал гонец. — Мы очистили дорогу вдоль реки, за нами чисто. Ведь я добирался сюда один.
— Шестерых, — повторил Сидир. — А теперь вы свободны. Оба.
Оставшись в главной комнате один, он дал волю эмоциям. Вокруг лежали земли Гервара. Может быть, среди тех бандитов была и Дония? Он почувствовал дрожь в коленях, чуть-чуть, самую малость.
«Глупо, глупо! Все говорит против такого предположения».
— Неуверенность смазала забрезжившую надежду. — «А все-таки почему бы не предположить, что она отправилась домой? Ведь в этих местах она обычно зимует. Это и есть сама зимовка. И у меня есть шанс показать ей, как бережно я отношусь ко всему, что ей принадлежит.»
В любом другом месте он приказал бы своим людям все разорить, разграбить и сжечь дотла. Когда наступят холода, люди-волки поневоле внимут голосу разума. Тогда им придется занимать те жилища, которые он позволит им занять. Это могло бы сработать в нетронутых районах. «Могло бы, могло!»
Но когда Инил ан-Гула, агент в Фулде, сказал, что иногда бывал у Донии по делам и может провести имперцев в ее зимний сад, Сидир лично возглавил поход и приказал своим людям не причинять никакого вреда никому и ничему. Он нашел этому разумное объяснение; такие добротные строения могут послужить хорошей базой для дальнейших операций. Потом, когда стемнело, он разыскал в доме огромную кровать, на которой она наверняка спала…
Он расхаживал по туземному ковру, на стенах висело туземное оружие, таинственные фрески смотрели на него, любимые вещи Донии окружали его: книги, лампы, вазы, корзины, безделушки. Сквозь окна под самым потолком сюда проскальзывали солнечные лучи. В теплом воздухе стоял слабый запах кожи, которой были обтянуты подушки кровати. Его переполняло сознание, что все это принадлежало Донии. Он так и не узнал, что у нее за душой до той последней ночи, когда она хотела перерезать его горло. Как бы ему хотелось прочитать эти рогавикьянские страницы, но он не умел.
«Я не могу здесь больше оставаться, — с усилием признался он самому себе. — Мне вообще не следовало сюда приходить. Работа в штабе должна завершиться прежде, чем я отправлюсь в поход… прежде, чем степной ветер выдует из меня эту навязчивую идею. А если мы не отправимся в ближайшее время, лучше подождать до следующего года. Летом дорога в Рунг будет слишком трудна; а зима в краю ледников наступает быстро.»
Он надеялся, что это вторжение принесет Империи не только небывалые трофеи, не только позволит выбить врага из края, где находятся основные месторождения металла. Разве боевой дух не нуждается в победах? А он сам? Разве его стремление к победе совместимо с отказом от великого похода? Он уже чувствовал едва заметную неуверенность в войсках — дисциплина была по-прежнему на высоком уровне, боевой пыл не ослабел, но смеялись солдаты все реже и реже, и все чаще проявляли излишнюю осторожность, а когда он по ночам завернувшись в плащ ходил по лагерю, то слышал, как они говорят о доме…
«Тогда чего ради я здесь торчу? Нет, я отправлюсь в полк Золотого Ягуара. Там можно лицом к лицу встретиться с крупными силами рогавикьянцев, там я узнаю хоть что-нибудь полезное. А потом я направлюсь прямо в Фулд. Хотя, если Дония среди них…»
Нет!
Сидир ударил кулаком в ладонь, повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Через час он уже был в пути.
Они быстро ехали по широкой, выбитой копытами тропе, идущей на запад вдоль реки Стальон. За века колеса повозок проложили по обе стороны тропы глубокие колеи. Это был Сандог Трейс — главный торговый путь, пересекающий территорию, чьи размеры по сравнению с Империей были мизерными. Гонец легко отыскал его по звездам. Казалось, он совсем не устал, ехал быстро, да и стража не отставала: их подогревало желание честного открытого боя, им надоели постоянные засады и ловушки.