Он ехал позади нее, солнечный свет отливал золотом на крупе ее жеребца и на ее волосах. «Даже если я покину тебя, я все равно не смогу тебя забыть так скоро.» — подумал он. Он путешествовал уже месяц — охотился, ловил рыбу, тренировался по пути, чтобы не потерять форму, выполнял работы по лагерю, после чего пил у костра сухую острую медовуху, пока в висках не начинала пульсировать кровь, слушал рассказы и рассказывал сам, обменивался с северянами песнями и мнениями — хотя никогда не раскрывал своих заветных мыслей — и наконец удалялся с Никкитэй в палатку, в которой они жили вдвоем.
Что касается знаний и навыков, то он уже обратил внимание, что большинство жителей стоянки были неграмотны. Некоторые писали и даже публиковали книги. Многие вели обширную переписку — почтовая служба работала очень хорошо, хотя была составлена из добровольцев. Всегда можно было найти человека, который занялся бы доставкой почты. Широкое распространение получили простые телескопы, компасы, астрогониометры, хронометры и другие приборы. В основном они импортировались, хотя в последнее время стали появляться и образцы местного изготовления. Медицина была развита хорошо, особенно в том, что касалось лечения ран. Жителей было немного, жили они на открытом воздухе, поэтому заболевания были редки. Зоология и ботаника тоже были хорошо развиты, в сверхъестественные силы мало кто верил, и когда Джоссерек упоминал об эволюции, все знали, о чем идет речь. Материаловедение было развито просто великолепно, особенно обработка природных материалов для получения волокон и тканей. Для этого требовалось много разнообразных химических веществ, которые в основном были покупными. Ремеслами занимались не только на стоянках, но и в большинстве зимних садов.
Лето было не только сезоном кочевий и охоты. Это было еще и время для занятий искусством. Почти все играли на музыкальных инструментах, на одном или двух, а всего их было удивительно много. Графика, резьба по дереву и кости, изготовление украшений, хотя и имели местные формы, но не уступали по уровню тем, что Джоссерек видел в других странах. Искусство песни, танца, драматическое искусство были даже выше, чем у других народов. Когда они проезжали мимо лагерей, там для путников устраивались часовые представления с оперой и балетом, которые просто ошеломили Джоссерека, хотя он мало что понимал в них.
Это были не какие-то там бродяги. Общество у них было богатое и сложное, традиции не нарушались столетиями. Более того, оно не было застывшим, в отличии от многих, а находилось на прогрессивном этапе, на подъеме.
И все же… и все же…
Явившись из индивидуалистической, наращивающей темпы развития промышленности, капиталистической страны, он привык к свободе в выборе религии и к тому, что ритуалы мало где соблюдаются. И все-таки его взволновало то, что эти же черты он обнаружил и здесь. Те, кто искали знаний, — женщины, мужчины, проводники, одинокие мыслители или напротив, обычные люди, которые лишь изредка тратили на это время, — не были ни мудрецами, ни пророками. Самое подходящее название, которое он мог для них подобрать, было «философы», хотя часть философского поиска происходила у них в мускулах и потрохах, а не в мозгу. Большинство людей отличались безразличием, агностицизм прочно обосновался в мире их чувств. Если верить рогавикьянским историкам, мифы и магия существовали в прошлом, но были с легкостью развенчаны и заменены вполне научными теориями, что доказывало, насколько непрочными они были.
Церемонии, в отличие от артистических представлений, были короткими и скромными и носили светский, а не религиозный характер, например, для приема гостей. Ему рассказывали, что у семейств были в запасе более замысловатые церемонии, выработавшиеся в течении нескольких поколений, но насколько он мог судить, эти церемонии свидетельствовали только о семейных связях и служили для преодоления равнодушия между членами семьи. Во время этих церемоний можно было с любовью помянуть предков, но мысли, что эти предки тоже присутствуют при этом, благодаря каким-то сверхъестественным силам, даже не возникало. Об этом и хотела рассказать ему Никкитэй в минуты, когда она была склонна к интимным разговорам. Подробности она хранила в тайне, не давая этому никакого логического объяснения. Она просто не разглашала их, вот и все.
«Проклятье, — думал Джоссерек, — это не жители Киллимарейча, разбросанные по островам, у них должно быть единое общество среди безграничной первобытности. Они не должны чувствовать себя… обособленно? Нет, опять не то слово. Опять я не могу найти подходящие слова. Они ведут себя как кошки, но это, скорее всего, мне только кажется. Человек — животное, живущее в стае, как собака. Он, как собака, испытывает необходимость в мистических связях с кем-то более высокоорганизованным, чем он сам».