— Верно, я могу подождать… хотя бы неделю, а остальные наши могут возвращаться раньше. Надежда дает силы. — Дония подошла к нему. — И каждая ночь будет твоей, Дорогой, только твоей.
XX
Странно было снова оказаться на борту корабля. Когда Джоссерек вышел из предоставленной ему отдельной каюты, вкус соленого ветра на губах, его свист в снастях, скрип такелажа и рыболовного снаряжения, рокот и брызги волн, качающаяся под ногами палуба напомнили ему, насколько он изменился за недавнее время.
Полдюжины рогавикьянцев, бывших с ним, тоже едва узнали его. Он был гладко выбрит и коротко пострижен. Он уже успел раздать кожаные и шерстяные рогавикьянские вещи морякам-новобранцам. Северяне обменивались с моряками улыбками и рукопожатиями, но все еще чувствовали себя неловко. В белых гребнях волн мелькали грязно-бурые плети водорослей, взлетала пена; земля, с которой забрало их это судно, превратилось в пятнышко на северном горизонте.
— Адмирал примет меня, — сказал Джоссерек. — Хочешь пойти со мной, Феро?
— Да, — кивнул торговец из семьи Валики, главный проводник и советник Джоссерека. — А что делать остальным нашим людям?
— Мм-м… ты ведь знаешь, какие цивилизованные люди эти вожди. Что не говори, а большинство ваших ребят не последует тем советам, которые им давали, а сейчас мы лишь собираемся обменяться сообщениями. Вас удобно разместили?
— Мы бы сказали — оригинально, — ответил Феро. — Хотя мы очень устали с дороги, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из нас уснул среди такого скопища тел. Можно оставить снаружи хотя бы наши вещи?
Джоссерек осмотрелся. Судно «Прайл офф Алмерик» было приспособлено для торговых нужд, но помимо всего прочего на палубе были установлены орудия.
— Я уверен, что можно. Места много, и мы наверняка высадим вас на берег до того, как начнутся военные действия.
Адмирал Роннах принял их в своем кабинете. Он происходил из рода Дэррэйн, из того же, что и Джоссерек, но это никак не влияло на их отношения. Для адмирала имела значение лишь служба, которую представлял Джоссерек, одетый сейчас в форменный голубой китель с изображением золотой летучей рыбы.
— Приветствую вас, джентльмены. Прошу садиться. Полагаю, мы можем говорить по-рагидьянски? Сигары? Как вы добрались от того места, откуда подали нам сигнал?
— Добирались верхом. Дорога была тяжелой, — ответил Джоссерек. Никакими словами нельзя было передать то, что им довелось пережить. Им пришлось пересечь Югулар, избегая имперских патрулей, и идти на восток почти до диких лесов, а потом они свернули на юг, в песчаные прибрежные низины. Ни один пункт, предусмотренный для встречи, не был безопасен.
— Что ж, мы действительно уже начали беспокоиться: день за днем посылали лодки, а они возвращались пустыми, — ответил Роннах. — На мой взгляд, во всем этом слишком много странного.
Джоссерек напрягся.
— Сэр, а как обстоят дела в данный момент?
— Боюсь, что фактов нет, одни эмоции. Радиосообщения между нами и Ичингом не проходили, стоял сплошной треск. Вы понимаете, они были бы счастливы, если бы узнали, что Рагид отступил на несколько пунктов — при условии, что это не означало бы для них войны. Поэтому все должно носить неофициальный характер. И все-таки нужны точные сведения, прежде чем нам разрешат предпринять что-нибудь серьезное. У нас появилось несколько агентов на берегу, в городе тайно собран передатчик, но это почти все.
Джоссерек кивнул.
— Я и не ожидал ничего большего. «И все-таки, я позволял себе надеяться ради Донии.» — Вероятно мне придется действовать своими средствами, а также помогать вашему штабу, бороться с нашим руководством дома и бог знает, что еще.
Феро слушал молча. В его глазах, глазах пантеры, явно не было понимания происходящего.
Дождь бушевал до тех пор, пока бурные потоки воды не смыли с улиц Арванета летнюю грязь и осеннюю опавшую листву и не смыли их в каналы. Через окно Казиру были видны опустевшие улицы Лэарса — все дома, притоны, трактиры были погружены в сумрак. Хэлл Клойстер едва виднелся над крышами. А эта комната была уютна, стены были обиты бархатом сливового цвета, ярко светили лампы, отражаясь в хрустале и серебре. В комнате пахло благовониями.
Вице-глава Братства Рэттлбоун откинулся в кресле, затянулся сигаретой с марихуаной, медленно выпустил дым через ноздри — его высохшее лицо сморщилось от удовольствия — и пробормотал: