Джоссерек возглавил победителей, и они двинулись дальше. До этого момента он оставался на заднем плане, не участвуя в беспорядочных бесчисленных схватках, которые то вспыхивали, то прекращались, сливаясь в одну кровавую суматоху, что длилась час за часом, захватывала улицу за улицей, оставляя кровь меж булыжников мостовой, где ее жадно вылизывали дворняги, да падаль для здоровенных городских крыс. Но в этом здании находились службы и апартаменты Сидира, и поэтому Джоссерек на время забыл о Донии. Может быть, здесь он найдет ключ к натуре баромьянца, и это поможет ему спланировать дальнейшие действия против Сидира. В Ичинге Джоссереку обещали дать нескольких опытных людей, и тогда они двинутся на север. Но этих людей будет мало, их горстка растворится среди неорганизованной орды необученных и плохо подготовленных рогавикьянцев. Имея численное преимущество, используя поддержку с тыла и ловко ориентируясь в запутанном лабиринте улиц, рогавикьянцы смогли захватить Арванет, но едва ли смогли бы долго его удерживать. У них не будет ни одного из перечисленных преимуществ, когда они встретятся с Сидиром…
Сопротивление защитников было окончательно сломлено. Испуганные слуги бросились врассыпную, когда окровавленная толпа ворвалась в сводчатые коридоры и устремилась в великолепные комнаты. Джоссерек признал мажордома по ливрее в одном из убегавших.
— Стой! — крикнул он, но тот припустил еще быстрее, и тогда рогавикьянская женщина сняла с пояса лассо, раскрутила и бросила его. Рухнула задетая петлей хрустальная люстра.
Джоссерек приставил кончик ножа к шее упавшего слуги.
— Где здесь самая высокая по рангу особа? — потребовал он.
— Имперский Наместник… — выдавил дрожащий слуга, — Лунный Зал…
Сам Юрусан Зот-Зора? Прекрасно! Наместника следовало захватить в качестве заложника, причем как можно скорее, высказывая, однако, всяческое почтение к его высокой особе. Виноваты, мол, лишь обстоятельства.
— Веди нас, — приказал Джоссерек. Он поднял слугу за воротник и повел, подталкивая сзади коленом.
В зале, где единственная лампа бросала на стены бледный свет, похожий на лунный, торжественно восседал старый человек. Когда нападающие ворвались в комнату, он поднял пистолет.
— Нет… — выдохнул он. — Стойте, где стоите.
Джоссерек махнул рукой, чтобы идущие за ним отступили назад. Мышцы живота напряглись, он почувствовал, как на коже мгновенно выступил пот, как бешено забился пульс. Стараясь говорить спокойно, Джоссерек произнес:
— Вы должно быть, тот, кто говорит от лица Империи. Мы не желаем вам вреда, сэр.
— А вы представляете приморцев, — констатировал Юру-сан спокойным голосом, в котором проскальзывало чуть ли не сожаление. — В телеграмме из Ньюкипа, пока он еще держался, говорилось… Ну что ж, стоит ли возмущаться тем, что житель Киллимарейча поступает именно так, как это свойственно от природы его народу?
— Это неверно… простите, сэр. Ситуация сложная, и мы…
Юрусан поднял свободную руку. Она была на удивление тонкой — рука мудреца, а не воина.
— Прошу вас, не оскорбляйте меня. Ведь я говорю от лица Славного Престола и законы чести не позволяют мне сносить оскорбления. — Помолчав, он добавил уже более мягким тоном: — Если вы действительно не имеете против меня ничего дурного, сделайте доброе дело, прежде, чем я умру. Отойдите в сторону. Дайте мне полюбоваться на этих великолепных зверей.
Онемев от удивления, Джоссерек отступил в сторону, пропуская в дверь рогавикьянцев. Некоторое время Юрусан пристально рассматривал женщину с лассо. Наконец он улыбнулся и спросил на языке Рогавики:
— Милая, из какой ты семьи?
— Я из семьи Старрок, — ответила она.
— Я так и думал. Ты похожа на них. Ты, случайно, не родственница Брузы, что зимовала у озера Пайн? Ей, наверное, столько же лет, как и мне, если она еще жива.
— Она умерла.
— Ну, что ж, — произнес Юрусан, поднимая пистолет.
Джоссерек прыгнул, но опоздал. Прогремел выстрел.
Снова пошел снег. Теперь он был сухим, снежинки кололи, словно маленькие копья, ветер, завывая, крутил и швырял его в лицо. За стенами штаба, который раньше принадлежал Сидиру, крутились белые сумерки, оконные стекла превратились в фантастические витражи, расписанные морозом, лишь лампа да огонь в камине рассеивали темноту в кабинете.
— Понсарио ан-Астраль, сэр — доложил караульный матрос и впустил купца. Джоссерек оторвался от стола, на котором были разложены бумаги. Арванетец самодовольно улыбнулся, два раза заученно поклонился, сложил руки на груди и ждал, что ему скажут. Растаявшие снежинки блестели на волосах, усах, на меховом воротнике.