Фавн вдруг умолк, замер, прислушиваясь, потом прыгнул в кусты. Скафлок оглянулся и увидел альва-гвардейца, идущего, чтобы отвести его домой.
Но чаще всего мальчик бродил по лесу один. Он мог переносить солнечный свет, которого избегали коренные жители Страны Чудес, а Имрик не считал, что его воспитаннику грозит какая-то опасность от смертных зверей. Потому-то Скафлок уходил гораздо дальше других детей из Альвгейта и узнал эту страну гораздо лучше, чем человек, проведший там всю жизнь.
Из диких животных лучше всего к альвам относились лисы и выдры; считалось даже, что их объединяет какое-то родство, и если у них был какой-то язык, альвы знали его хорошо. От лисиц Скафлок узнал секреты лесов и лугов, тропки, вьющиеся сквозь испещренные солнечными пятнами тени, и множество мелких знаков, рассказывающих обо всем тому, кто умеет пользоваться чувствами, данными ему природой. Благодаря выдрам перед воспитанником Имрика открылся мир, окружающий озера и потоки; мальчик научился плавать, как его проворные учителя, и незаметно скользить по подлеску, едва скрывающему половину его тела.
Так же хорошо узнал он и других животных. Самая пугливая птица садилась ему на руку, когда Скафлок свистел на ее языке, а медведь приветливо ворчал, когда мальчик входил в берлогу. С тех пор, как он начал охотиться, олени, лоси, зайцы и куропатки избегали его, но с некоторыми из них он заключил мир. Рассказ о жизни Скафлока среди животных мог бы быть длинным.
Так проходили годы, неся его в будущее. Он выбегал из замка весной, когда несмело зеленела первая трава, когда проснувшиеся от зимнего сна леса звенели от пения птиц, реки боролись с тающим льдом, а редкие белые цветы блестели среди льда, словно забытые клочки снега. Летом он бегал нагишом, загорелый, с выгоревшими на солнце волосами, гоняя по холмам бабочек и скатываясь по траве вниз, пьяный от самой радости жизни. Ясными же ночами, бывшими сонным воспоминанием дня, он бродил под звездным небом среди пения сверчков по росе, сверкающей в лунном свете. Его омывали обильные осенние дожди, а в полдень он вил себе венок из пылающих листьев и неподвижно стоял под порывами ветра, вслушиваясь в крики улетающих птичьих стай. Зимой, когда вокруг бушевала метель, а лес стонал под ветром, он скользил среди хлопьев снега или прятался под поваленными ветром деревьями. Порой мальчик стоял на заснеженных полях, залитых лунным светом, и слушал, как лед на озере трещит от холода, пробуждая среди холмов далекое эхо.
V
Когда Скафлок начал подрастать, Имрик занялся им сперва понемногу, но со временем все больше, пока не сделал из него настоящего воина Эльфхейма. Поскольку люди жили недолго, они учились быстрее обитателей Страны Чудес, и ум Скафлока развивался даже быстрее, чем его тело.
Мальчик научился ездить на скакунах Эльфхейма — полных удивительного очарования черных и белых жеребцах и кобылах, быстрых и неутомимых, как ветер. Каждую ночь носился он от Кайтнесса до Лэндсэнда[3] — только в ушах свистело. Научился он владеть мечом, копьем, луком и боевым топором. Менее ловкий и более медлительный, чем альвы, со временем он стал сильнее их, мог носить боевое снаряжение столько времени, сколько требовалось, и был при этом настолько грациозен в движениях, что любой другой смертный рядом с ним выглядел бы неуклюжим, как медведь.
Скафлок охотился в округе один или в обществе Имрика и его свиты. Его стрелы пронзили не одного оленя с великолепными рогами, а копье выпило кровь многих кабанов. Случалось ему преследовать по лесам и вершинам и другую, более опасную дичь: единорогов и грифонов, которых Имрик привез с края света для своего удовольствия.
Сын Орма научился придворным манерам альвов, их гордой осанке, бесконечным интригам и цветистой речи. По ночам он мог нагим танцевать под звуки арф и свирелей, опьяненный лунным сиянием, как самый дикий из альвов. Он мог играть и петь их удивительные ритмичные песни, более древние, чем человек; постиг мастерство скальдов настолько хорошо, что говорил стихами так же легко, как и обычной речью. Он изучил все языки Страны Чудес и три человеческих, мог перечислить все изысканные блюда альва и жидкие огни, плещущиеся в запыленных бутылках в замковых подвалах, но это не притупило его любви к черному хлебу, соленому мясу, сладким от солнца ягодам и холодной воде горных ручьев.