Шло время, зима становилась все суровее и выжить было все труднее. Голод часто гостил в пещере, и холод пробирался мимо кожаных преград и костра, так что Скафлок и Фреда согревались, только завернувшись вдвоем в медвежьи шкуры. Целые дни проводили они на обширных былых пространствах в поисках добычи, разъезжая на быстрых альвийских конях, не проваливающихся в снег.
Время от времени они натыкались на почерневшие пепелища усадеб альвов, и каждый раз Скафлок бледнел, как снег, и подолгу потом молчал. Иногда они встречали живых альвов, исхудавших и оборванных, но воспитанник Имрика не старался собрать отряд, ибо это только привлекло бы внимание врага, а толком сопротивляться ему они не могли. Это имело бы смысл, получи они помощь извне.
Скафлок постоянно выискивал троллей, и если находил их следы, они с Фредой бросались в погоню. Большую группу они засыпали издалека стрелами, после чего поворачивали и удирали, что было сил, или юноша ждал прихода дня, забирался в убежище, где спали тролли, и перерезал им горло. Когда врагов было не более двух-трех, он нападал на них с мечом в руке, свист которого становился последним звуком, который они слышали.
Охота эта непрестанно велась обеими сторонами. Часто любовники прятались в пещере или под каменной аркой, наблюдая за погоней, и только тонкий покров чар, сотканный руническими песнями Скафлока и защищавший от прямого взгляда, скрывал их следы. Когда они бежали после убийства двух-трех солдат от большого отряда троллей, им вслед летели стрелы, копья и камни, пущенные пращей. Из своей пещеры они видели, как проплывают мимо длинные корабли троллей, настолько близко, что можно пересчитать заклепки в щитах воинов.
И было холодно, очень холодно.
Ведя такую жизнь, они ближе узнали друг друга, узнали, что их тела — лишь часть того, что можно любить. Скафлок часто думал, стал ли бы он без Фреды сражаться с троллями. Ее стрелы убили множество врагов, а дерзкие планы засад погубили еще больше. Именно ее поцелуи в минуты отдыха побуждали его действовать, а помощь и утешение, которые она дарила ему в любое время дня и ночи, добавляли сил. Для Фреды Скафлок был самым сильным, отважным и лучшим из всех мужчин, ее мечом и одновременно щитом, любовником и соратником.
Девушка даже стыдила себя, что ей не мешает отсутствие у него веры. Скафлок объяснил ей, что святые слова и знаки могут повредить чарам, в которых они нуждались. Со своей стороны Фреда пришла к выводу, что было бы кощунством использовать их для получения превосходства в борьбе между двумя лишенными души племенами, что лучше, а может, даже и безопасней, не читать молитв. Что касается войны между альвами и троллями, то раз это была война Скафлока, она стала и ее войной. Когда-нибудь, после победы, она уговорит его выслушать священника, и Бог наверняка поможет ее любимому поверить в него.
Жизнь изгнанников была тяжела, но девушка замечала, что ее тело приспосабливается к ней: чувства обрели остроту, мышцы — силу, а душа — твердость. Ветер подгонял кровь в ее жилах, звезды поделились блеском с ее глазами. Постоянно балансируя на острие меча, Фреда научилась наслаждаться каждой минутой, познала глубины, о которых прежде даже не подозревала.
Странно, думала она, что голодные, замерзшие, испуганные — они никогда не ссорились. Они думали и действовали как один человек, словно были вылеплены из одной глины. Между ними имелись только такие различия, которые отвечали желаниям другого.
— Когда-то я хвалился перед Имриком, что никогда не испытал страха, поражения и несчастной любви, — сказал Скафлок. Он лежал, положив голову на колени Фреды, а она расчесывала ему спутанные ветром волосы. — Он сказал мне тогда, что это крайности человеческой жизни. Я не понял, что он имел в виду, но теперь вижу, насколько он был мудр.
— Откуда он мог это знать?
— Не знаю, потому что альвы лишь изредка терпят поражения, очень редко испытывают страх и никогда — любовь. Но, встретив тебя, я нашел в себе все эти три крайности. Я становился больше альвом, чем человеком, но ты возвращаешь мне мою человечность, и я теряю альвийские навыки.
— Что-то альвийское попало и в мою кровь. Боюсь, я слишком мало думаю о том, что хорошо и свято, зато слишком много о приятном и полезном. Я становлюсь все грешнее.
Скафлок привлек ее лицо к своему.
— И хорошо делаешь. Эти рассуждения о долге, законе и грехе не приводят ни к чему хорошему.
— Ты кощунствуешь… — начала она, но Скафлок закрыл ей рот поцелуем. Она попыталась освободиться, и все кончилось любовной игрой, полной веселья и мнимой борьбы. К тому времени, как они закончили, Фреда забыла о дурных предчувствиях.