Она взяла его за локоть. Он почувствовал тепло ладоней и маленькие бугорки мозолей на них.
— Смотри — хорошее место, здесь можно отдохнуть, — предложила она.
Небо сияло, словно промытое недавним дождем, по нему плыли редкие облака. Свет лился на здания, и те, казалось, впитывали его. Многие из них были разрушены: стены без крыш, трубы без стен, колоннады без карнизов. Все густо заросло плющом. Груды булыжников под ногами поросли куманикой и первоцветом, вздымались тополя, трава аккуратно обрамляла булыжники мостовой. Памятник забытому герою весь покрылся мхом, но камень там и сям проглядывал сквозь зелень. В воздухе стоял запах жасмина, где-то слышались шутовские рулады пересмешника.
Дония устроилась на замшелом камне, положив подбородок на колени, обхватив руками голени. В миле поодаль путники видели черную глыбу Дрим Эбби, это было одно из немногих мест в районе, где сохранилась хоть какая-то жизнь. Совсем рядом висело гнездо иволги.
Джоссерек примостился рядом, стараясь не прикасаться к ней, как бы не влекло его обнаженное, слегка тронутое загаром тело. — Значит вы добирались и до океана? — спросил он. — Ну и как, путешествие было удачным?
— О да! — Она улыбнулась, глядя прямо перед собой. — Я видела, как валы с грохотом разбивались в белые и зеленые брызги. Я плавала в этих водах… холодных, горьких, но таких нежных. Я видела чаек, морских львов, морских выдр. Мы доставали моллюсков, похожих на забавные орешки, живущие в норах. Мы плыли на лодке и над нами вставал тихий серебряный рассвет. Мимо проплывали киты. Один из них выставил голову из воды, и может быть, пожелал нам доброго утра.
— Я бы этому не удивился, — заметил Джоссерек. — Они встречаются в Киллимарейче — киты, дельфины — и знаете, они думают и чувствуют, как и люди.
— В самом деле?! — радостно воскликнула она.
— Да, так утверждают наши ученые. Может быть, это предрассудки. Понимаете, согласно основной религии нашей страны, они являются священными животными. Дельфины — олицетворение богов жизни, а акулы — богов смерти… Впрочем, не берите в голову. По-моему, наш миф просто оправдывает закон об их охране.
— У вас запрещается их убивать?
— Да. Мясо, жир, китовый ус — все это довольно ценные вещи, поэтому киты и дельфины охраняются патрульной службой. Я…
«Нет, рассказывать о том, как Мулвен Роа нашел меня, пригласил к себе домой, уговорил устроится на работу, сначала в китовую полицию, а потом, когда я научился работать с такелажем… еще рано.»
— Мне приходилось быть свидетелем схваток между патрульными катерами и командами браконьеров.
— Я рада за вас, — мрачнея, сказала она. — Вы остро ощущаете свою принадлежность к той жизни. Я не знала.
Ее ирония тронула его.
— Если мы будем добры к китам, моя дорогая, сознание будет меньше докучать нам, когда дело коснется людей. Кроме того, в трудовых лагерях тоже кое-чему учат. Но если уж вы хотите считать меня идеалистом — прекрасно.
— Мы в Рогавике никогда не убиваем диких животных на продажу, — добавила Дония. — Это было бы неправильно.
— И добавила уже деловым тоном: — И это было бы глупо. Мы живем хорошо, потому что нас мало, а стада огромны. Если изменить это соотношение, нам придется сделаться фермерами. — Она сплюнула: — Фу, я путешествовала в фермерских землях Рагида. Это даже хуже, чем город.
— Хм, — Джоссерек задумался. — Идеализм может и не подействовать на вас. Вы не похожи ни на одну женщину из тех, что встречались мне раньше где бы то ни было в этом мире. Я слышал, что ваши люди не переносят толпу. По-моему, именно поэтому вы оживились, когда мы пришли в этот пустынный район. Так что вы думаете о фермах, пастбищах, плантациях?
— Да там же все и вся посажено в клетку, — сказала она и чуть помолчав, продолжила: — Города тоже плохи, но не до такой степени. Некоторое время мы можем терпеть вокруг себя чужаков, пока их зловоние не начнет досаждать нам. Но мы и не обязаны выдерживать слишком долго. А фермерам приходиться терпеть это всю свою жизнь. Здесь, в городе, почти все представляют друг для друга лишь кусок мяса на двух ногах. Это… гадко. — Она потянулась, тряхнула головой, отбросив назад волосы. — А среди этих заброшенных домов царит мир.