Антон СОЛОВЬЕВ
ВОССТАВШИЙ ПРОТИВ НЕБА
О небо! К подлецам щедра твоя рука:
Им — бани, мельницы и влага родника;
А кто душою чист, тому лишь корка хлеба.
Такое небо — тьфу! Не стоит и плевка.
На каменной стене заплясал солнечный зайчик. Сидящий за столом человек улыбнулся. В этом странном месте всё было не так, как в нормальном мире. Над одиноко стоящей башней днём светило солнце, а вечером появлялась луна в окружении звёзд. Здесь всё было не так, как под Небом. При мысли о Небе улыбка пропала с лица человека. Он тряхнул гривой пепельных волос и поплотнее закутался в темно-зелёный плащ.
Солнечный зайчик продолжал плясать на стене. В окно влетел ворон и уселся перед человеком. Птица стала важно прохаживаться по столу.
— Поди прочь! — сказал человек и взмахом прогнал птицу.
Презрительно каркнув, ворон вылетел в окно башни.
Человек с пепельными волосами продолжал наблюдать за солнечным зайчиком. Зайчик то на время исчезал, то снова появлялся. Затем он увеличился в размерах и стал при обретать очертания человека.
— Помоги мне! — в комнате еле слышно прозвучал голос.
— Я и так стараюсь! — вздохнул человек.
Его кулаки сжались, он весь напрягся. Губы зашептали что-то на странном певучем и одновременно шипящем языке. Солнечный зайчик, похожий очертаниями на человека, на секунду пропал, а затем… Затем на стуле появилось странное существо. Внешне оно было похоже на человека. Только кожа его светилась неярким белым светом, а за его спиной были огромные белые крылья.
— Еле прорвался!
— Я ждал тебя, вестник. Долго. — Человек с пепельными волосами вздохнул.
— Ты знал, что тебя не оставят без помощи.
— Я верил.
— Помощь близка.
— Чтобы снаружи прорвать завесу Неба, не хватит и целой армии бессмертных, — человек с пепельными волосами усмехнулся.
— Иногда все может изменить один человек. — Голос вестника был похож на звон стекла.
— Человек?
— И да и нет.
— Что это значит?
— Ты поймёшь, когда увидишь его. Он уже родился под Небом. Когда он вырастет, то должен прийти к тебе.
— Но как он найдёт меня?
— Найди человека, который долго не уходит с одного места, и перепоручи родившегося его заботам. Он и укажет дорогу к тебе.
— Ты же знаешь, что я не могу покинуть башню. Я сдерживаю здесь Небо.
— Я думаю, что ничего страшного не случится, если ты покинешь башню на несколько часов.
— Может, и не случится. А может…
— Дело того стоит. Я сообщу тебе приметы, по которым его можно будет в будущем узнать.
Голос вестника ещё долго звенел в башне. Человек с пепельными волосами молча слушал. Затем вестник исчез, а на стене ещё несколько мгновений играл солнечный зайчик.
Человек с пепельными волосами вздохнул, поднялся со стула, прошёл несколько шагов по комнате и исчез.
ГЛАВА I
Тильво спустился с холма и побрёл к хутору. Хуторяне народ зажиточный, не то что деревенские. На ночлег пустить скорее всего пустят, но ведь петь до упаду запросто могут заставить. Хотя кто их под Небом разберёт, этих хозяев? Каждый волен пускать или нет по своему усмотрению, и нет никакой поблажки для бродячего люда.
Тильво прошёл вдоль забора и постучался в калитку.
— Кто здесь? — спросил женский голос.
— Я Тильво, странствующий рыцарь и певец.
— И что же вам здесь надо, сударь?
— Я ищу ночлег.
— Моя родня ещё не вернулась, а без них я не могу решать.
Тильво ударил по струнам. По округе разнёсся призывный звон дайлы. Затем зазвучал пронзительный голос певца.
— Я вас пушу, сударь. Только успокою собак.
Певец продолжал играть.
— А вот и я, — снова раздался женский голосок. — Сейчас отодвину щеколду.
Девушка впустила незнакомца внутрь.
— Вы можете завести своего коня.
— У меня нет коня, я путешествую пешком.
— Но вы же рыцарь.
— Да, я рыцарь, но коня у меня нет. Только дайла и меч. Хотя это тоже немало.
— О сударь, как бы мне хотелось на вас взглянуть. На меч, на дайлу, заглянуть в ваше лицо.
— Так кто же вам мешает?
— Я от рождения слепа.
Небо давно уже покрылось вечерними багрово-фиолетовыми разводами и начало темнеть, когда Гильен вместе с тремя своими сыновьями вернулся домой с дальнего покоса… Дома что-то было не так. Дочка обычно со всех ног кидалась, чтобы отпереть дверной засов. А нынче она даже не торопится. Может, прикорнула за своей пряжей? Гильен постучал ещё раз. Скрипнула дверь, раздались лёгкие шаги, и он услышал самые необычные в его доме звуки — весёлый смех дочери и треньканье струн дайлы.
По дому разносились слова старой как Небо песни: «Служанку рыцарь полюбил».
— Папа, у нас дома певец, — радостно улыбалась Лайла, дочь Гильена.
— Дочка, я же тебя неоднократно предупреждал, чтобы ты не открывала дверь кому попало. По округе то и дело шатаются всякие разгильдяи и оборванцы, которым дай только срок…
— Ах, папочка, это не просто обычный певец, а странствующий рыцарь. Тем более меня могли защитить собаки.
— Он рыцарь? — Гильен не выдержал и заглянул из сеней в гостиную. — Если этот оборванец рыцарь, то я сам Сын Неба.
В углу гостиной сидел худощавый длинноволосый парень и наигрывал нехитрый мотив на дайле. На певце были латаные-перелатаные штаны и рубаха, застиранная до того, что было трудно определить, какого она была первоначально цвета. На ногах он носил сбитые, давно потерявшие первозданный блеск сапоги.
— Тильво Лаэрн к вашим услугам, — сказал певец, привстав со скамейки и тряхнув гривой нечёсаных волос.
— Рыцарь, говоришь. По мне, так ты больше похож на бродячего музыканта, чем на благородного господина.
Тильво демонстративно взял с лавки свою перевязь с мечом.
— И можешь не трясти здесь своим клинком. Оружие носят не только господа, но и всякий сброд с большой дороги. И у меня нет уверенности, что ты…
— Папа, прекрати! — Лицо Лайлы стала пунцовым, она моргала своими не видящими с самого рождения глазами, губы превратились в тоненькую ниточку. Лайла была готова расплакаться. — Не обижай певца. Он и так уже охрип от песен, пытаясь меня хоть чуть-чуть развеселить.
— Ладно, дочка, будь по-твоему. Эй, как там тебя, есть будешь?
— Ваша дочка была так щедра, что угостила меня краюхой хлеба.
— Да, не скажешь, что тебе всегда удаётся досыта поесть. Мы люди простые, И еда у нас простая. Бобы да кусок солонины. Но ты, наверное, и этому будешь рад.
Тем временем младший из трех сыновей уже вовсю гремел горшками на кухне. Певец отложил в сторону дайлу и стал внимательно разглядывать своих новых знакомых.
Гильен был коренаст и широкоплеч. Длинная окладистая борода мешала определить его возраст. Однако, судя по закравшейся в бороду седине, было ему никак не меньше пятидесяти. Сыновья были под стать отцу, коренастые и широкоплечие. Старший носил небольшую бородку, а у среднего был юношеский пушок. Самый младший из сыновей, тот самый, что отправился на кухню, и вовсе был безбород.
Когда хуторяне сели за стол в гостиной, певец решил тоже устроиться на скамье, однако с опаской поглядел на главу семьи.
— Садись, садись, Тильво, мы люди небогатые, зато не жадные. Раздели с нами трапезу.
Перед тем как усесться за стол, все, включая Тильво и даже слепую Лайлу, проделали нехитрый ритуал: подняли раскрытые ладони на уровень лица и трижды нестройным хором провозгласили: «Хвала Небу!» — после чего все принялись за еду.
Если бы Лайла могла видеть, как ест Тильво, то она поразилась бы его отнюдь не рыцарским манерам. Тем временем Гильен задавал певцу вопросы.
— Расскажи нам, Тильво, где ты бывал и что видал.
— Бывал я в разных местах, гостил во многих городах. По дороге голодал, иногда и бит бывал. Что заработал песней, сразу проедал.
— Складно врёшь, — усмехнулся Гильен.
— А куда же ты теперь? — совершенно серьёзным тоном спросила Лайла.
— Известно куда, в Терик. Самое хлебное место наша столица.