— …А ночь была тогда очень теплая, не то что сегодня. И мы, прижимаясь к друг другу в страстных объятиях, пошли с ней на сеновал. Если бы ты знал, какие у нее… — Посвященный от удовольствия пригладил свою роскошную бороду.
— Ну, продолжай, чего замолчал, — раздался нетерпеливый голос второго посвященного.
Тильво зажал ладонью рот, едва сдерживаясь от смеха. «Так вот, оказывается, на какие философские темы беседуют самые мудрые этого мира». В этот момент тот посвященный, что рассказывал о своих любовных похождениях, словно уловил мысли Тильво. Он насторожился и начал озираться по сторонам.
— Иеронимус, рассказывай дальше!
— Подожди, светлый, мне кажется, что мы здесь не одни и нашу, так сказать, конфиденциальную беседу кто-то подслушивает.
— Да что ты! Кому, кроме диких зверей, взяться в этом лесу?
— Нет, я явно чувствую чье-то присутствие.
При этом Иеронимус сделал плавный жест рукой, и у него на ладони засветился маленький, но очень яркий белый огонек Он слегка дунул на него, и огонек легко, словно пушинка, полетел и остановился возле дерева, за которым стоял Тильво. Это был очень умный ход: огонек расположился таким манером, что сразу стала видна тень певца.
— Вот видишь, а ты мне не верил. Выходи, кто бы ты ни был, незнакомец.
Тильво покорно, правда без лишней робости, вышел к костру. Про посвященных в то время ходило множество всяких ужасных слухов. Кто-то утверждал, что они проводят жуткие опыты над детьми, а кто-то полушепотом рассказывал своему собутыльнику, будто бы для того, чтобы стать одним из посвященных, необходимо выпить кровь десяти девственниц. Но Тильво никогда серьезно не воспринимал подобные разговоры. Как можно рассуждать о подобных вещах, когда у тебя над головой все время висит чудовище? С другой стороны, посвященные действительно были народом беспринципным и несколько вспыльчивым. И шуток, чужих, они тоже, как правило, не понимали. Поэтому Тильво постарался скорчить самую серьезную мину, на которую только был способен, и почтительно поклонился.
— А! Певец! — улыбнулись оба, заметив на плече Тильво чехол с дайлой. — Это совсем другое дело.
— Музыка — это тоже своего рода Сила, только гораздо тоньше и прекраснее, — проговорил тот, что рассказывал о своих любовных похождениях. — Что ж, добро пожаловать в нашу компанию. Только зачем нужно было стоять и подслушивать наш философский диспут? Ты и так, наверное, ничего не понял, — сказал посвященный и гордо задрал свой длинный нос.
— Отчего же, кое-что я понял, про сеновал, например. — При этих словах Тильво ехидно ухмыльнулся. Почему-то ему совершенно не было страшно.
Если бы был день, то Тильво без труда смог бы рассмотреть легкий румянец на щеках посвященных.
— Но, простите, я вовсе не хотел подслушивать вашу сверхмудрую беседу. Просто я не знал, кто может меня ожидать у костра, и поэтому решил сначала приглядеться.
— Да что уж теперь. Ты ведь, наверное, не из того рода темной деревенщины, которая по кабакам распускает про нас всякие немыслимые слухи. Да, в не котором роде мы действительно странные люди. Хотя это все из-за нашего чрезмерного увлечения своим ремеслом. Не можем мы без Силы, как ты без музыки. Но иногда, признаться, и нам хочется поговорить о чем-нибудь совсем уж простом. Ведь мы такие же, как и все остальные, только с талантом, как ты, например, с музыкальным. А у нас талант — чувствовать и управлять Силой. А все человеческое, как и тебе, нам не чуждо. Однако пора пред ставиться: меня зовут, — Иеронимус, я посвященный круга тени, а мой молчаливый друг — Бротемериус — он, наоборот, посвященный круга света. А как зовут тебя?
— Меня зовут Тильво. Просто Тильво И больше ничего. Я бродячий певец.
Посвященные почтительно закивали своими бородатыми головами. При ярком свете костра Тильво теперь смог гораздо лучше рассмотреть своих новых знакомых. Из-за длинных бород определить их возраст было достаточно сложно. Однако у Бротемериуса была основательно тронутая сединой борода, тогда как у Иеронимуса седина имелась только на самом кончике бороды. Хотя седина далеко не показатель, но все же видно, что светлый старше. У него под глазами залегли целыми горстями морщины, а кожа на лице напоминала смятый кусок пергамента, так что темный казался по сравнению с ним моложе. У этого почти не было морщин, а глаза, в отличие от грустных и глубоких глаз Бротемериуса, будто бы все время чему-то улыбались. Хотя возраст у посвященных — не то, что у людей. С помощью Силы они могут поддерживать в себе жизнь аж до трехсот лет. По крайней мере так говорят обычные люди.
Одеты они были довольно просто: облачены в просторные балахоны с капюшонами черного и белого цветов.
— Присаживайся и раздели с нами трапезу.
Тильво благодарно кивнул и присел к костру.
— Вина хочешь? — спросил Иеронимус, доставая бурдюк.
— Пожалуй, не откажусь, — ответил Тильво, роясь в своем заплечном мешке. — Я выпью вина из чаши, которую мне подарили за мое мастерство.
— Кого же ты так развеселил, что он расщедрился на чашу? — усмехнулся Иеронимус.
— Не насмешил, а растрогал сердце древней балладой, — с набитым едой ртом проговорил Тильво.
— И кого ты так растрогал?
— Хозяина вон того замка.
— Ну ты и враль, Тильво! Я знаю хозяина этого замка. Это на редкость скупой и глупый мужлан. Мы сами не захотели останавливаться в его замке.