Командир патруля остановился, удивленно оборачиваясь. Вокруг него и его людей, словно мрачные демоны, выросли люди Мевика. Они превосходили противника числом, двенадцать против восьми, и имели преимущество внезапности, так что не удивительно, что они вырезали людей Замка без потерь со своей стороны. И все же трудно было надеяться на сохранение полной тишины; несколько вскриков раздались в ночи.
Томас напряженно замер, вглядываясь в центр Оазиса, до которого теперь было менее полукилометра. Он почувствовал на своей руке руку Оланты.
— Может, в центральном лагере и не поднимется тревога, — сказала она мягко. — Они могут подумать, что какие-то беглецы были застигнуты в поле или что патруль потревожили птицы. Иногда такое случается.
— В любой момент какой-нибудь другой патруль может поднять шум. Нам лучше поторопиться. — Он сделал Мевику знак подтягиваться ближе и получил ответный сигнал.
Короткий меч Томаса, висящий в ножнах, задевал его ноги. Он увидел, что Оланта на ходу засунула длинный нож в ножны, которые были у нее на бедре.
Теперь центральная часть Оазиса оказалась достаточно близко, чтобы можно было разглядеть детали. Стала видна ограда из заостренных кольев, образующая лагерь-тюрьму, где люди Оазиса запирались на ночь. Томас смог разглядеть силосную яму, амбары, хранилища зерна. А прямо перед ними находилась защитное ограждение захватчиков, где продолжали гореть факелы. Ворота были открыты. Не было заметно никаких деревьев; Оланта говорила, что они все пошли на бревна. Не видно было ни людей, ни рептилий.
— Давайте мы вдвоем пойдем первыми, — прошептал Томас, когда его отряд собрался вокруг него. Затем он взял Оланту за руку и пошел вместе с ней по темной тропинке, которая вела почти к самым воротам изгороди. Теперь он заметил руку и часть формы солдата, который хохотал над чем-то сразу за воротами. Он надеялся, что первые солдаты, которые увидят их с Олантой, примут их за обыкновенную парочку, пытающуюся проскользнуть внутрь после свидания.
Справа от тропинки тянулась баррикада, охватывающая дома фермеров, а слева находились высокие зернохранилища. Из-за одного из них неожиданно выступил солдат, чтобы преградить им дорогу.
Он довольно улыбнулся, заметив их замешательство.
— Ищете какую-нибудь дыру в изгороди? Надеюсь, ваше хождение в течение половины ночи стоило того, потому что… — Он уставился на руку Оланты. — А что это у тебя там?
Откуда-то из полей донесся вопль боли и страха, ослабленный и приглушенный расстоянием. Солдат разглядел длинный нож Оланты, и из его глотки вырвался такой же вопль, сам он начал вытаскивать меч; он хотел отступить назад, но клинок Томаса уже вонзился ему между ребрами.
Бросаясь к воротам ограды, Томас услышал топот двух десятков ног по тропинке за своей спиной. Выскочила пара встревоженных часовых — слишком поздно. Они успели крикнуть, но не более.
Как только ворота были взяты, Томас бросил взгляд назад. Отряд Мевика бежал по тропе всего в нескольких метрах от ворот. Томас рукой отстранил Оланту, повернулся и побежал внутрь лагеря, устремляясь к открытой двери ближайшего барака. Справа от ворот он увидел расположенные вдоль ограды конюшни, а за ними — бараки, длинные приземистые строения, достаточно большие, чтобы вместить около сотни человек. Слева были такие же конюшни и бараки, а напротив ворот располагалось еще одно длинное здание, где, знал Томас, жили офицеры. Оно же служило штабом. Весь центр лагеря представлял собой голую песчаную площадку, утрамбованную марширующими ногами. Перед штабом на флагштоке развевалось черно-бронзовое знамя Экумена. А в самом центре плаца на своего рода распятии висел человек — обнаженный мужчина, чье тело было все исполосовано бичом. Теперь человек приподнял седую голову, чтобы с трудом посмотреть на Томаса. У Томаса не было времени разглядывать жертву; он мчался прямиком к открытой двери барака.
Из нее показался человек — полуодетый и полусонный, опирающийся на меч. Он замер на месте, его глаза и рот широко раскрылись при виде Томаса, несущегося на него, — огромного, всего черного, специально для ночной атаки.
Томас, метя в середину туловища, вонзил меч почти по самую рукоятку, втолкнул мертвого внутрь барака и последовал за ним. Сразу вслед за ним сквозь узкую дверь ворвались его люди, стараясь посеять ужас и панику. Лишь несколько врагов успели схватить оружие. Томас не был искусным фехтовальщиком и знал это. Поэтому он постарался как можно лучше воспользоваться преимуществами своей силы и роста. Двумя размашистыми ударами он выбил оружие из рук своего следующего противника, а следующим — отрубил ему руку почти до плеча.
Через мгновение нападающие овладели дверями и расположенной рядом с ними стойкой с оружием, откуда Томас выхватил себе щит; то, что последовало через несколько мгновений, нельзя было назвать схваткой. Людей Замка убивали прямо в их гамаках, рубили забившихся в углы, вырезали, словно мычащий скот на бойне.
Бойня еще не прекратилась, когда Томас пробрался по скользкому от крови полу обратно к дверям. К этому моменту большинство Вольного Народа было уже внутри лагеря, и перед вторым бараком разгорелась яростная схватка. Мевик был здесь, он колол длинным кинжалом и размахивал боевым топором, который был бы похож на какое-нибудь крестьянское орудие, если бы не плетеная гарда, как у меча, прикрывающая кисть.
Даже после того, как один барак был вырезан, Вольный Народ внутри укрепления все равно был в меньшинстве. Томас с криками повел свой отряд на подмогу Мевику.
Чтобы проснуться, люди во втором бараке имели всего на несколько мгновений больше, чем в первом, и это в значительной степени изменило картину боя. Эти люди только начали прорываться наружу и вступать в бой, но, когда подоспел Томас, они стали отступать обратно в барак, очевидно, в растерянности не понимая, что численное преимущество по-прежнему на их стороне. Из бойниц в бревенчатых стенах барака со свистом полетели стрелы. Барак был прочным и возведен был у самой стены высокой изгороди.
— Помните, никакого огня! — закричал Томас. Он увидел, что двое его людей сражены стрелами. Но через ворота ограды уже подходило подкрепление — отряд Вольного Народа, который, по всей видимости, покончил с одним из наружных патрулей.
Откуда-то возникла Оланта и стала рядом с Томасом.
— Держись сзади! — рявкнул он, прикрывая ее собой. Затем сунул руку в ее мешок, вытащил Грозовой Камень и швырнул его в сторону барака. Помятый металлический ящичек упал как раз возле угла низкого здания.
Гроза не заставила себя ждать. Тем временем Томас расставил несколько человек так, чтобы те, что были внутри, не смогли выскочить наружу; когда это было сделано, он основное внимание уделил зданию штаб-квартиры. Он увидел, что Мевик со своими людьми уже залез на ее крышу и сражался там с несколькими фигурами в бронзовых шлемах, появившимися изнутри. Остальные метали камни и дротики в двери и окна.
В лагерь ворвался еще один отряд Вольного Народа, а с ними и первые фермеры, как и предполагалось, вооруженные вилами и мотыгами и охваченные боевой яростью. Томас побежал встретить их и повел к зданию штаб-квартиры.
На крыше штаба офицеры и командиры в бронзовых шлемах сдерживали Вольный Народ пиками, мечами и палицами, защищая один угол ограды. Там один из них размахивал факелом, чтобы отогнать птиц, а другой тем временем пытался стянуть защитную сеть с гнезда рептилий: они собирались послать гонца к Экумену.
Солдат, размахивавший факелом, упал, сраженный вилами, брошенными с земли. Томас быстро затоптал искры, пока они не подожгли крышу. Человеку, возившемуся с сеткой, наконец удалось убрать ее с пути рептилий — но ни одна из них не отваживалась выбраться из гнезда. Ночь принадлежала птицам, и рептилии очень хорошо знали это.
Над головой прогрохотал гром. На крыше не осталось уже никого, кроме Вольного Народа. Кровь хлюпала под ногами и собиралась лужицами. Кто-то подобрал брошенную пику и пытался с ее помощью выгнать рептилий из их небольшого домика. Птицы приземлились у порога, их мягкие голоса вибрировали, не стесняться и выйти поприветствовать своих гостей.