Были прорыты новые подземные галереи и заложены новые мины. Исходя из печального опыта, Геннерих приказал соединить траншеей Малахов курган с остальными русскими позициями, на чем ранее настаивал генерал Хрулев, и в чем его поддержали Ардатов и Хрущев. Последний был назначен командующий гарнизоном Севастополя вместо срочно выехавшего на лечение генерала Остен-Сакена.
Выполняя приказы инженера-полковника, команда русских саперов работала на кургане в три смены, однако ни у кого не было твердой уверенности в удержании Малахового кургана. Настолько крепко и яростно вцепился в него генерал Пелесье.
Уже на следующий день после возобновления врагом бомбардировки Корабельной стороны, вопрос о судьбе города вновь стал на военном совете. Теперь уже никто из тех, кто ранее сомневался в удержании Южной стороны города, не помышляли об её оставлении. После отбития штурма, все члены военного совета как один настойчиво просили Горчакова оказать помощь Севастополю, путем нанесения удара в тыл вражеских войск.
Главнокомандующий и сам прекрасно понимал, что без большого полевого сражения оказать эффективную помощь осажденному городу невозможно. О необходимости наступления говорил Ардатов, этого же требовали находящийся на излечении в Бахчисарае Нахимов и Тотлебен, на этом в своих письмах настаивал сам государь император. Одним словом все были за, но как это часто бывает в жизни, благие намерения резко спотыкались при выборе метода воплощении их в жизнь. И дело было совершенно не в том, что Горчаков предлагал наступать на французские позиции на Федюхинских высотах, а Ардатов крепко стоял за наступление на англичан со стороны Инкермана. Главный пункт преткновения был иным.
Князь Горчаков твердо стоял за прежний метод руководство войсками, искренно считая, что достаточно только разработать толковый план и скрепив его своей подписью спустить в войска, возложив на них всю ответственность за исполнение задуманного. Так действовал светлейший князь Меньшиков, так был готов действовать новый главнокомандующий Крымской армией. Категорически против этого был граф Ардатов.
Нет, конечно, Михаил Павлович был за толково составленный план, но категорически против принципа "подписано и с плеч долой", так упорно исповедуемого высоким армейским начальством. Ардатов прекрасно понимал, что с подобным подходом к исполнению было совершенно невозможно победить такого маститого противника как англичане и французы.
Главным залогом боевого успеха граф считал специальную подготовку солдат к условиям будущего боя. Исповедуя суворовские методы, Ардатов настаивал, чтобы они заблаговременно учились действовать среди крутых склонов крымских гор, где им в скором времени предстояло воевать.
Умело скрывая свое неудовольствие к речам Ардатова, князь был вынужден согласился с его предложением. Однако Ардатов хотел большего. В качестве единственного способа уменьшения людских потерь от штуцерного огня противника, граф настойчиво требовал введение нового вида солдатского построения. Михаил Павлович предлагал отказаться от столь привычной атаки врага плотным строем штурмовых колонн, заменив их рассыпными цепями стрелков.
Столь эффективный метод борьбы с боевыми колоннами врага, граф почерпнул из истории войны за независимость Северо-Американских соединенных штатов. Тогда американские повстанцы впервые применили рассыпанный строй против сомкнутой колонны британских войск и одержали победу, над противником значительно превосходивший их своей численностью.
Князь Горчаков жарко протестовал против подобной ломки старых традиций, но царский указ с тремя словами "Я так желаю", заранее припасенный Ардатовым, заставили командующего Крымской армии тут же сменить громогласный рык на обиженно-насупленное молчание. Так продолжалось около двух минут, после чего между генералами начался торг.
Горчаков ожидал, что Михаил Павлович будет требовать в своё подчинение чуть ли не половину его армии, но тот повел себя как истинный дипломат и ограничился распространением реформ лишь на три полка. Желая полностью отрезать Горчакову пути назад, граф публично поблагодарил его за понимание и поддержку в столь важном государственном вопросе, глубокую суть которого дано постичь не каждому. Подобный реверанс со стороны Ардатова вполне устроил Михаила Дмитриевича и, к огромному огорчению армейских сплетников, между двумя Михаилами возникло хрупкое подобие мира.